Читаем Ты самая любимая (сборник) полностью

Ты самая любимая (сборник)

— Все! Заткнись! — И бросил орущего Ваню на кровать. — И запомни, падла! Не только нас не видела, но и нашу машину не видела, и номер не видела. Ты поняла, бля?!

— Поняла! Поняла!..

— Что ты поняла? Повтори!

Татарин кивнул на орущего Ваню:

— Может, заткнуть ему рот?

— Пусть орет — соседям нас меньше слышно, — сказал Виталик. — Я не слышу — что ты поняла?

Надя, все еще на полу, утирая кровь, в панике и ужасе сказала скороговоркой:

— Я вас никогда не видела! Вашу машину не видела! Номер не видела. Не видела. Не видела…

— То-то! И смотри мне! — Виталик повернулся к Татарину и Силану: — Все, пошли!

Силан показал на Надю с ее заголенными ногами:

— А может…

— Сказано «без крайностей»? — напомнил Виталик и, уже уходя, снова повернулся к Наде: — И скажи спасибо, что мы с тобой по-человечески. Ну! Не слышу «спасибо»!..

— С-с-спа… С-спасибо…

Силан и Виталик вышли, а Татарин сказал с порога:

— Дверь подопри. Бандиты щас на каждом шагу.

Но через пару дней Москва пришла в себя, умылась солнцем и опять зазвенела трамваями и церковными колоколами. Дети кормили двух лебедей на Патриарших, Ельцин удил рыбу на Валдае, москвичи приносили молоко и кофе шахтерам на Горбатом мосту, а во ВГИКе, в 302-й аудитории профессор Джигарханян, сидя за столом приемной комиссии, недовольно сказал Наде Петелькиной:

— Какой-то у вас вид помятый. Вы не больны?

— Нет, я здорова.

— Ну-ну… А эти круги под глазами?

Лариса Ивановна Удовиченко вступилась за Надю:

— Это от нервов. Бессонница перед экзаменами. — И Наде: — Верно? — И Джигарханяну: — Когда я поступала, у меня было то же самое… — Снова Наде: —Этюд приготовила?

— Конечно.

— Подожди, — сказал Джигарханян Ларисе Ивановне. — Начнем с импровизации.

Он сделал знак аккомпаниаторше. Та, сидя за роялем, заиграла «Песню Сольвейг».

— Слышите? — сказал Наде Джигарханян. — Вот импровизируйте — сделайте под эту музыку все, что хотите. Хочется петь — пойте, хочется танцевать — танцуйте…

Надя некоторое время слушала музыку, и вдруг из глаз ее брызнули слезы, она разрыдалась.

Джигарханян и Удовиченко испугались:

— Что с вами? Девушка, что случилось? Выпейте воды…

Аккомпаниаторша перестала играть, ассистентка спешно налила в стакан воду из графина и подала Наде.

Надя дрожащей рукой взяла воду и, всхлипывая и стуча зубами по краю стакана, принялась пить, но вода выплескивалась.

— Ну, успокойтесь! — повысил голос Джигарханян. — Успокойтесь, я говорю! В чем дело?

— Ни-ни-ни-чего… — всхлипывала Надя. — Вы-вы-вы… Вы ска-сказали: «Д-делай что х-хочешь п-под эту м-музыку…» Я з-захотела плакать…

Джигарханян смягчился:

— А ты когда-нибудь слышала эту музыку?

— Н-нет…

Джигарханян переглянулся с Удовиченко, та под столом показала ему руку с поднятым кверху большим пальцем.

И тут с улицы сквозь открытое окно донесся крик Зины:

— Надя! На-дя-а!

Надя бросилась к окну.

На противоположном тротуаре, под забором бывшего Института марксизма-ленинизма, Зина, растопырив руки, кричала, глядя на окна ВГИКа:

— На-дя-а-а!!!

Надя высунулась из окна:

— Чего, Зин?

И увидела: рядом с Зиной на тротуаре лежит распеленатый Ваня.

— Ты куда его положила, дура?! — испуганно крикнула Надя.

— Надь! Он поносит!

Надя сорвалась с места и, подхватив у двери свою заплечную сумку-рюкзачок, выбежала из аудитории.

Джигарханян и Удовиченко подошли к окну, выглянули наружу и увидели, как Надя, выбежав из ВГИКа, подхватила с тротуара ребенка, достала из своей сумочки-рюкзачка запасной памперс-подгузник и стала менять его на ребенке. Но Ваня продолжал орать и тужиться…

Джигарханян и Удовиченко огорченно переглянулись.

— Н-да… — сказал профессор. — Жалко… Талантливая девочка…

— Нужно ее взять, — ответила Лариса Ивановна.

— С ребенком? Ты с ума сошла!

А на улице Надя с Ваней, орущим у нее на руках, опасно выскочила на дорогу и стала голосовать.

Машины, гудя, объезжали ее.

Наконец останавливаются какие-то «Жигули», Надя открыла дверцу, хотела сесть.

— Стой! Куда тебе? — сказал водитель.

— В больницу! В Склиф!

Водитель принюхался:

— Ну и вонища! Нет, ну тебя!..

Дал газ и отъехал так резко, что Надя чуть не упала от рывка, а Ваня заорал еще пуще.

— Сволочь! Козел! — крикнула Надя вслед «Жигулям» и со слезами на глазах повернулась к проезжающим и гудящим машинам. — Ну остановитесь кто-нибудь, москвичи сраные!.. Потерпи, Ванечка! Потерпи! Животик болит?

Тут, на их счастье, появилось и даже остановилось желтое такси, редкое по тем временам.

Надя обрадованно открыла заднюю дверь и села в машину.

— Вот спасибо!

Пожилой водитель в линялой майке, хмуро утираясь от жары застиранным вафельным полотенцем, сказал не поворачиваясь:

— Куда едем?

— В больницу, пожалуйста!

Водитель отпил воду из пластиковой бутылки:

— Вылазь. Я в гараж.

— Ну, я вас очень прошу! У меня ребенок…

— Я сказал — вылазь.

Надя взорвалась:

— А ну ехай, блин!