Ты (СИ)

                 Есть в дожде откровенье — потаенная нежность.
                 И старинная сладость примиренной дремоты,
                 пробуждается с ним безыскусная песня,
                 и трепещет душа усыпленной природы.

                 Это землю лобзают поцелуем лазурным,
                 первобытное снова оживает поверье.
                 Сочетаются Небо и Земля, как впервые,
                 и великая кротость разлита в предвечерье.

                 Дождь — заря для плодов. Он приносит цветы нам,
                 овевает священным дуновением моря,
                 вызывает внезапно бытие на погостах,
                 а в душе сожаленье о немыслимых зорях,

                 роковое томленье по загубленной жизни,
                 неотступную думу: "Все напрасно, все поздно!"
                 Или призрак тревожный невозможного утра
                 и страдание плоти, где таится угроза...

                 Ксения была прирождённым чтецом. Её голос трепетно оживлял вдохновенно-завораживающие образы стихов, которые причудливо вплетались в канву реальности, перемешиваясь с умиротворённым, летним дыханием яблоневых крон, светлой грустью неба, хмельным золотом солнца.

                 Вслух малыши-топольки
                 читают букварь, а ветхий
                 тополь-учитель качает
                 в лад им иссохшею веткой.
                 Теперь на горе далекой,
                 наверно, играют в кости
                 покойники: им так скучно
                 весь век лежать на погосте!

                 "Малыши-топольки"... А молодые, сочно-салатовые побеги на стволе старой яблони — её вечно юная суть, устремляющаяся к солнцу, радующаяся ему независимо от количества годовых колец. Как яблоня не может жить без солнечных лучей, так и я не могла жить без тебя, без света твоих незрячих солнц; не имеет значения, сколько слов-капель уронено на стонущее полотно жизни, потому что без любви оно — лишь мёртвая ткань, пущенная на элегантные костюмы, а с нею — пульсирующая и мерцающая сеть мироздания...

                 — Гм, гм, — раздалось вдруг. — Прошу прощения, что прерываю ваш поэтический вечер... Кажется, я помешала.

                 По дорожке между кустами смородины, держа руки в карманах светло-бежевых летних брюк, шла Александра. Спокойное выражение её лица не могло меня обмануть: глаза твоей сестры блестели грозной и холодной сталью. Она смерила Ксению оценивающе-враждебным взглядом, но поздоровалась с безукоризненной вежливостью:

                 — Добрый вечер... Кого имею честь видеть перед собой?

                 — Саш, это Ксения, Ксения, это Саша, сестра Яны, — поспешила я представить их друг другу.

                 Ксения блеснула своей лучистой улыбкой, протягивая руку:

                 — Очень приятно познакомиться, Саша. Лёня мне о вас уже рассказала.

                 Увы, её зашкаливающая харизма и обаяние на Александру не возымели действия.

                 — Александра Евгеньевна, — с ледяным звоном в голосе поправила твоя сестра, но протянутую руку вежливо пожала.

                 — Саш, ну, не будь букой, — сказала я, заискивающе-ласково просовывая ладонь под её локоть. — Ксения — не твоя подчинённая, чтобы звать тебя по имени-отчеству. Кстати, хорошо, что ты пришла: мне надо опустить в погреб всё, что я наварила. Я слезу туда, а ты мне спусти банки в ведре, ладно? Ксению мне уже неудобно просить, она и так сегодня мне целый день помогала, хотя она тут гостья.

                 — Да какое неудобство, Лёнечка? — ответила Ксения. — Помогать вам — одно удовольствие!

                 — Я сама слезу, — заявила Александра, не обратив на её реплику внимания. — Упадёшь ещё.

                 — Да с какой стати я должна упасть-то? — усмехнулась я. — Ну ладно, как скажешь. Сама так сама.

                 Впрочем, будучи тренированной и сильной, Александра спустилась в погреб по скобам не в пример ловчее меня. Все банки, кроме одной, были спущены, и твоя сестра проворно, упруго и пружинисто выскочила из погреба, закрыла крышку и отряхнула ладони.

                 — А эту почему не опустила? — спросила она, увидев оставленную банку с повидлом.

                 — Это для Ксении, — пояснила я. — Оно ей очень понравилось. Давайте-ка за стол, сейчас чай заварю. По случаю вашего знакомства!

                 — А не пора ли нам домой? — заупрямилась Александра.

                 Всё это напомнило мне день нашей с тобой "ежевичной свадьбы" — твою ревность, песню про старика Козлодоева и жаркую ночь, когда ты повернулась спиной ко мне. Положив руки на плечи Александры, приподнявшись на цыпочки и чмокнув её в щёку, я сказала:

                 — За стол, за стол. Без возражений. Чаю попьём — и домой.