— Ладно, сейчас успокоюсь, — тихо и виновато пообещала твоя мама.
Когда варенье было сварено и разлито в банки, она принесла пятилитровое ведёрко и сказала нам:
— Ну-ка, девочки, наберите вишни... Для Лёни, пусть возьмёт домой. Это ей за помощь с вареньем. Ведёрко потом в любое время занесёшь.
Я начала было отказываться, но ты взяла в одну руку ведёрко, а в другую — мои пальцы и сказала:
— Пошли.
— Идите, идите, — сказала вслед Наталья Борисовна. — А я ополоснусь пока: жара сегодня, да ещё вишня эта... Мокрая я вся уже.
Пока твоя мама мылась, мы собирали ягоды и ели их прямо с веток, то и дело обмениваясь вишнёвыми поцелуями. Твой рот был весь в красном соке, и мой, конечно, тоже. Потом мы сидели под деревом и слушали ветер, а у наших ног стояло полное ведёрко. Твои пальцы вплелись в траву, и моя рука тихонько накрыла их. Моё колено коснулось твоего. На тебе были шорты, майка и вьетнамки, на мне — открытый сарафан и сабо. Ветер задрал мне подол, и я любовалась четырьмя голыми коленками рядом — твоими и моими.
— Ну что, девочки, уже набрали? — послышался голос твоей мамы. — Идёмте чай пить!
После чая ты проводила меня домой. Я несла довольно тяжёлое ведёрко, обвязанное сверху тряпицей (чтобы вишня не сыпалась через край), и ты взялась за дужку:
— Давай мне, я поднесу.
Ты — "джентльмен", в этом вы с сестрой были похожи. А мне вдруг отчаянно захотелось заплакать...
— А ты-то чего ревёшь? — удивилась ты, услышав моё шмыганье носом.
— Ян... Мне так хочется, чтобы мы были семьёй, — всхлипнула я. — По-настоящему...
Мы вышли из садов и шагали под нависающими клёнами по нагретому асфальту тротуара.
— Будем, птенчик, — сказала ты.
— Когда? — печально спросила я.
— Пока не знаю, родная, — ответила ты. — Но будем. Обязательно.
Твой ответ, краткий, твёрдый и спокойный, удивил меня и внушил надежду. Ты всегда держала своё слово. Но здесь всё было не так-то просто...
Домой я пришла в семь вечера, когда отец и мачеха уже вернулись с работы. Проведя весь день с тобой, я не сходила в магазин и не приготовила поесть, за что и схлопотала от дражайшей маман двадцатиминутную нотацию.
— Я не кухаркой работать в этот дом пришла, — пилила она меня. — Мы ведь договорились, что готовит тот, у кого есть время и возможность. У тебя сегодня выходной — почему бы тебе было не заняться? Где ты была весь день, кстати?
— У подруги на даче, — ответила я, ставя ведёрко на стол.
— А это что? — спросила Светлана.
Я сняла с ведра тряпку.
— Вишня. Угостили.
— Ну и зачем? — опять была недовольна мачеха. — У нас свою некуда девать, к чему ещё чужую брать? Куда вот её теперь? Да ещё столько много...
Я только пожала плечами. Светланину дачу, пленившую сердце отца, я своей не считала, и всё, что там росло, для меня было как зелёный виноград для лисицы из известной басни.
— Вон, встань у магазина, на улице, где садоводы торгуют, — сказала Светлана. — У кого своего сада нет — купят. — Взвесив в руке ведёрко и попробовав ягоду, она причмокнула и оценила: — Рублей четыреста запросить можно. А то и пятьсот.
— Вот свою и продавайте, — буркнула я в ответ. — А эту я сама съем.
Светлана хмыкнула.
— Она ж кислая. Съешь тарелку — и не захочешь больше... А остальное потом куда? Вот, то-то и оно. Кстати, что за подруга у тебя такая? Не разлей вода вы с ней прямо. Что ни выходной — ты всё к ней. Когда ты с парнями так гулять будешь? Взрослая ведь уже, о своей семье задуматься пора.
Она была бы не прочь, если б я вышла замуж и освободила свою комнату. Отец, не встревая в наш разговор, смотрел телевизор. На столике у дивана стояла пластиковая "полторашка" крепкого пива.
Вымыв себе большую тарелку вишни с горкой, я села за компьютер и открыла файл со своей писаниной — романом-двухтомником "Белые водоросли".
"Я распаковывала свои вещи, а Аида сидела на кровати, которая теперь должна была стать моей. Она следила за моими передвижениями с чуть приподнятым подбородком, чутко поворачивая голову следом за мной. Я не удержалась, присела рядом и обняла её.
— Что, настраиваешь локаторы? — сказала я, целуя её в ухо.
Она повернула ко мне лицо.
— Я сама не своя от счастья, Алёнушка. Во мне всё клокочет и бурлит... Вещи ты успеешь разместить, они подождут, а вот я уже не могу ждать.
Уголки её губ подрагивали в улыбке, а пальцы нащупывали пуговичку на белых бриджах..."