Ты (СИ)

                   Но сворачиваю лирическое отступление и возвращаюсь к праздничному ужину. Таща тяжёлый пакет с продуктами для него, я встретилась на лестнице с соседкой Галиной Петровной, пожилой любительницей сериалов, страдавшей хроническим недугом — отсутствием сахара, соли и спичек в домашнем хозяйстве. То ли она постоянно забывала купить их в магазине, то ли из принципа разживалась этими товарами исключительно у соседей — это было мне поначалу непонятно, но вскоре я раскусила старушенцию. Прося снабдить её сущей мелочью — коробком спичек или столовой ложкой соли, она как бы невзначай расспрашивала о том, о сём, собирая информацию о жильцах дома. Зачем ей это было нужно? А просто так. Ещё одна любопытная Варвара, вроде Светланы. Ладно бы ещё, если б она интересовалась этим лишь для себя! Нет, добытыми сведениями она делилась со своими приятельницами из соседних подъездов — такими же пенсионерками и кумушками-сплетницами. Естественно, моё появление в твоей квартире вызвало у неё живейший интерес, и буквально через несколько дней после моего переезда, встретив меня на лестнице, она попыталась вытянуть из меня хоть какую-то личную информацию. Но с меня — где сядешь, там и слезешь, меня даже цыганки на улице загипнотизировать не могут. Я представилась ей твоей троюродной сестрой, переехавшей сюда, чтобы помогать тебе в быту, и на этом быстренько закончила разговор.

                   И вот, опять старая песня:

                   — Здравствуй, деточка... А я вот опять спички забыла купить, голова моя дырявая... Не дашь коробочек?

                   Втащив пакет в квартиру, я вынесла Галине Петровне спички.

                   — Вот спасибо, моя хорошая... Много ты всего набрала — поди, на тыщу на целую... Дорогие нынче продукты стали, пенсии не хватает... А где ты работаешь?

                   — В магазине, — уклончиво ответила я.

                   — И чё, хорошо платят? — сразу навострился не в меру любознательный старушечий нос.

                   — Нормально, — ответила я. — Ну, до свиданья, Галина Петровна, у меня дел много.

                   И я закрыла дверь. Уфф... Если эта старая сплетница пронюхает о нас с тобой — на следующий день об этом будет знать весь дом. Для всех я была твоей дальней родственницей, а что мы делали за закрытыми дверями квартиры, никого не касалось. Александра одобрила эту легенду. В доме было восемь подъездов и девять этажей — затеряться в такой толпе легко, особенно когда всё общение с большинством соседей, поглощённых своими делами и мыслями, сводится к сказанному второпях "здрасьте", да и то — через раз. Нужно ли общение парню, стремительно бегущему вниз по ступенькам с наушниками от плеера в ушах? Или усталому отцу семейства, возвращающемуся с работы и волокущему такой же тяжеленный, как у меня, пакет из магазина?

                   Вот она, современная жизнь. Но нам это было даже на руку.

                   Отбросив серый шлейф уличного беспокойства, прицепившийся ко мне снаружи, я воцарилась в светлом пространстве нашей кухни и начала кулинарить. Два года назад в этот день ты в первый раз поцеловала меня — с этого момента мы и вели отсчёт времени. А мою жизнь этот поцелуй разделил на две эры — до тебя и с тобой. Всё, что было до тебя, затягивал туман нереальности. Там, в той эре, была не настоящая я.

 *  *  *

                   "Женщина в тёмных очках, по-прежнему не глядя на меня, подошла, сверкнув голенищами шикарных сапог, присела и принялась меня ощупывать.

                    — Девушка, милая, что с вами? Как вы себя чувствуете? Вам больно? — спрашивала она встревоженно.

                    — А вы как думаете? — всхлипнула я. — Конечно, больно... Вы что, не видите?

                   Она ответила спокойно, дотронувшись до своих широких тёмных очков:

                    — Да, я не вижу".

                   Четырнадцатое октября. Комната погружена в полумрак. Объединённый свет настольной лампы и монитора компьютера лежит на моём лице, и в тишине слышится прерывистый стук по клавишам. Рядом с клавиатурой стынет кружка чая со смородиной, а на книжной полке таращит пуговичные глаза жёлтый утёнок. А рядом — его новая приятельница-уточка. Для меня дом — то место, где стоит компьютер с моей писаниной, сидит утёнок и живёшь ты. Больше мне ничего не нужно. Даже если бы вокруг была не уютная благоустроенная квартира, а пещера, для меня мало что изменилось бы. Ну, разве что, в туалет я ходила бы в кустики рядом с пещерой.

                   Эта слепая женщина, о которой я пишу, Альбина — объединённый образ Александры и тебя. От твоей сестры у неё внешность и род занятий, а от тебя — слепота. А изуродованное лицо и лысая голова — это отголосок "Белых водорослей", где возлюбленной главной героини плеснули в лицо щёлочью. Только отсутствие волос у Альбины — следствие облысения, а её прототип из "Белых водорослей", Аида, бреется сама, потому что ей идёт так. Красавица и чудовище — вечная тема: о том, что любим мы в итоге не за внешнее.

                   "— Дура! Идиотка! Ты что, ворон считаешь? Тебе жить надоело? — орал Рюрик. Впрочем, тогда я ещё не знала, как его зовут, и для меня он был просто шкаф в костюме".