Ты сказала, что это сработает

– Здесь Брэдли и Бебе, – сказала она. – Сейчас они в отеле, но позже навестят меня.

– Они все-таки приехали?

– У мамы случилась паническая атака, и папа решил привезти ее сюда, чтобы у них было чем заняться.

– И как ощущение?

– Я рада, что они приехали. Мама – крепкий орешек, но, знаешь, она все равно моя мама.

– Мамы стараются изо всех сил, – сказала я, думая о своей маме и о том, как ей не хватало твердости духа. – Можно лишь догадываться, что говорит обо мне Мэдди.

Кэти взяла телефон и сказала:

– Она говорит, что ты – лучшая мама в мире. А я ей сказала, что уже знаю это.

В палате я переставила стойку капельницы, два складных стула и прикроватный столик. Это был больничный тетрис, и его результат меня устроил. Мы болтали, а я поставила стул Кэти назад к кровати, чтобы было проще. Пришла Холли, и мы все расселись по местам.

– Итак, про поездку, – сказала Кэти.

Холли похлопала ее по плечу.

– Мы тебе потом расскажем.

– Холли вывернуло всего один раз. Причем в окно машины, а не в раковину.

– Просто раковины не было. Я бы продержалась всю поездку, но псов постоянно тошнит, а мой рвотный рефлекс всегда наготове.

– Видела бы ты ее, когда кошка окотилась. Она была в ужасе, но не отключилась.

– Люди меняются.

Она рассмеялась, и в этом замечании была грациозность попадания во все правильные ноты. Никакой горечи. Никакого Я же тебе говорила, только грация.

– Псы поживут у меня, пока мы оформляем бумаги на Арахиса как собаку-помощника. – Я рассказала, о чем мы с Холли договорились во время поездки. – Это, конечно, непросто, но у нас есть Холли, личный адвокат, и она все разложит по полочкам.

– Не могу передать, как я обрадовалась при виде Арахиса. Он пахнет как прежде. У него свой собственный Арахисовый запах, – сказала Кэти.

– Нам нужна его ветеринарная карта, данные о прививках и прочее. Сэм, ты можешь позвонить Гриффу и все узнать? – сказала Холли. Она озорно усмехнулась, и я закатила глаза.

– Кто такой Грифф?

– Суперклассный ветеринар, которому приглянулась Саманта. Он не знал про Дрю.

– Я тоже. Я имею в виду, не знала про Дрю.

Кэти кивнула.

– Дрю потрясающий, девочки. Он был так мил со мной. Сначала он скрытничал. Заходил. Спрашивал о самочувствии. Но как-то вечером мы разговорились, и он признался, что мониторит ситуацию и держит вас в курсе.

– Честно говоря, мы знали, что правды от тебя не дождешься, и не хотели оставлять одну, – сказала я. – Это был бросок наудачу.

– И замечательно. Здорово, когда кто-то печется о тебе втайне. Это дарит чувство свободы. Кроме того, он профессионал.

– Его сообщения были в основном отмазками. Но было приятно узнавать, что у тебя все хорошо. И за время нашего отсутствия тебе не стало хуже.

Атмосфера в комнате изменилась, связав нас воедино, словно нитью. Возможно, это было мое тотемное животное, тихий олень, скачущий сквозь пространство и время и влекущий за собой новое измерение.

И тут Кэти разрушила чары.

– Послушайте, девочки. На этот раз я действительно больна. По-настоящему.

Я тяжело опустилась на кровать, от одного слова все веселье разом выветрилось из комнаты.

– Ничего. Арахис здесь. Он включит твой иммунитет, и будет как в прошлый раз. Тяжело, но мы справимся. – Я покосилась на Холли. – Верно? Мы уже это проходили. И знаем, что надо делать. – Я взяла Кэти за мягкую ручку, почувствовала гладкую костяшку, теплую ладошку. – На этот раз у нас есть Арахис и Лось. И целительная сила двух собак.

Холли молчала, хотя один из аппаратов, подключенных к Кэти, издал звуковой сигнал, а в трубке капельницы, прикрепленной к тыльной стороне ее руки, появилась капелька крови.

Я поочередно смотрела на этих двух женщин, двух моих лучших подруг. На лице у Холли было спокойное, понимающее выражение. Ни тени гнева. Ни нетерпения или снисходительности. Никакого отвращения к тому, как медленно мой мозг обрабатывает информацию. Я видела только принятие и терпение. Поддержку без сарказма и любовь.

Я покачала головой, осознав это.

– О Кэти.

Я прикоснулась к груди, пытаясь утешить свое мужественное разбитое сердце, настолько измученное этой последней неделей прыжков и беготни, и биения, биения, биения. Нет бы сон пришел мне на помощь. Где мой бесплатный пропуск на выход из жизни?

Говорят, все переживания происходят в сердце. Но сердце – орган выживания, и у него нет времени на каждые трепет и дрожь. Какой бы сильной и напуганной, сложной и печальной я себя ни чувствовала в тот момент, я поняла, что жизнь – это сгусток любви, страха, потери и принятия, перемежаемых ударами сердца. Неумолчное биение сердца и способность чувствовать – вот что такое настоящее выживание.

– О Кэти, – снова сказала я вместо своего обычного отрицания – Нет! Я присела рядом с ней на кровати, положив руки на ее тонкие колени, укрытые толстым ватным одеялом.

– Ты сказала, что это сработает, – прошептала я.