Ты следующий

Отказавшись в момент скорби от сексуальных оргий, Орфей нанес политическую обиду Дионису. Вместо того чтобы спуститься к народу, он спустился в подземное царство на поиски Эвридики. Вакханки разорвали его — так же, как титаны разорвали самого Диониса, так же, как Прометея постоянно разрывал на куски орел… Так возник образец гибели последующих поколений идеалистов.

О расчлененном теле Орфея позаботился Аполлон (его тайный отец). Он предал его сожжению, а урну поставил на вершину Родопских гор, где она встречает солнце. Голову Орфея вместе с его лирой унесла река Хеброс (Марица). Потом их приняли эгейские волны — в том месте, где проплывал знаменитый корабль «Арго». Голова Орфея, создателя дельфийского святилища, продолжала петь и предсказывать будущее. Наконец она достигла острова Лемнос, со скалистого берега которого до сих пор пьянит и напутствует моряков, искателей Счастливого Общества, своим пением.

5. Античный коммунизм — это не просто некий призрак, странствующий между отчаянием и надеждой. Это духовный аристократ, считающий, что он может реализовать себя в тесном кругу посвященных. Таков был и пифагорейский союз. В период расцвета он объединял приблизительно 600 человек, мужчин и женщин. Всю свою собственность посвященные приносили в коммуну, но могли вернуть ее себе, если решали покинуть общество. Члены союза ничто не называли своим. Жили они весьма гигиенично и красиво. Ходили в одинаковых белых одеждах. Следовали общей программе личного самоусовершенствования. Занимались музыкой, спортом, наукой, творчеством… Но не трудом (ибо считали, что труд — это ведущее к отупению принуждение, а творчество — заставляющая нас расти свобода). У них не было политических целей, хотя члены союза и обвинялись в заговоре против демократии. И однажды ночью возмущенные граждане часть их перерезали, а часть — изгнали (заметьте, это были те же самые «граждане», которые три дня пировали на государственном обеде, когда Пифагор открыл свою известную теорему).

6. Опасную эстафету принял Платон. Его коммуна мудрецов в садах Академа была еще более немногочисленна и замкнута. Платон, мечтающий отдать бразды правления «идеальным государством» в руки философов, сделал попытку построить такое государство на Сицилии. Некоторое время граждане терпели сей «исторический эксперимент», но потом свергли философа, как следует побили его и продали в рабство. Однако ученики выкупили учителя, благодаря чему Платон не был расчленен, казнен, съеден и пр.

Аристократ Аристофан в нескольких комедиях высмеял античные коммунистические воззрения, что свидетельствует о том, что эти взгляды были достаточно распространены. Но в массы рабов эта зараза не проникла.

Многим позже, усилиями неоплатоников, большинство которых были отцами церкви (патристами), орфизм и пифагорейство вольются в христианскую мистику или вернутся в великое древнеегипетское таинство. И только тогда коммуна станет мечтою рабов, униженных и оскорбленных трудяг. Так начнется новая эра ее исторического бытия.

7. Маркс не удостоил античных коммунистов ничем, кроме презрительного снисхождения, — по причине их безразличия к рабству (подобное безразличие проявлял даже Эзоп, но это другая обширная тема). Кумиром Маркса был фракийский гладиатор Спартак, а не фракийский волшебник Орфей. Но почему же философ-революционер спокойно закрывает глаза на наличие лагерей рабов на острове Утопия? Почему позже Ленин на деле осуществит идею таких лагерей? Вероятно, марксисты-ленинисты не могут простить идеализм античных коммунистов и их борьбу с материализмом. Имеет ли смысл эта идейная борьба, раз главные материалисты игнорировали материальные потребности человека и непрестанно перекраивали реальность во имя своих великих идей? Античные коммунисты принимали бога или божественное начало, потому что он (или оно) давал (о) им формулу свободы и собственности. Они не были просто набожными. Они знали, что Бог существует по необходимости. Бог — это то необъяснимое число (как = 3,14), без которого их задачи не имеют решения. Для них движущей силой была любовь. Для научного коммунизма движущей силой была классовая ненависть.

Борясь против фетишей, великий Карл Маркс тем не менее допускает превращение в фетиш труда — как воспитателя, целителя и даже чудотворца, сделавшего из обезьяны человека. Это заблуждение не было бы фатальным, если бы не превратилось в алиби насилия в трудовых и воспитательных колониях.

Будучи мифом, а не утопией, античный коммунизм представляет собой благородную веру в корни, в первоисточники человека. Таким был и гуманистический заряд Ренессанса. (Возрождение в античности или античность в возрождении?! Интересно, разрешил бы нам Марсилио Фичино заменить термин «возрождение» на «перерождение»?)

Античные коммунисты кажутся мне отцами своих идей. А мы являемся детворой, которую вовсе не ожидали наши идейные родители.

•