Ты следующий

Пока я «изучал жизнь», да и потом, когда жизнь изучала меня, на встречах с руководителями партии я часто играл в одну опасную игру. Большинство из них пытались похлопать меня по спине, показать, что мне верят, доказать, что у меня все же сердце коммуниста, и тогда я неожиданно задавал им вопрос: а что такое коммунизм? Откуда происходит это слово? В результате почти всегда руководитель начинал смеяться:

— Эх, поэт, поэт! Опять шутить изволишь? Как ты можешь не знать основы нашего идеала?..

Но пока они смеялись, до них доходило, что вразумительного ответа они дать не в состоянии. Тогда вожди начинали нервничать, пытались вспомнить хоть что-нибудь из того, чему их учили в Высшей партийной школе. Обычно все начинали так:

— Коммунизм — это власть… пролетариата, трудового народа… А вообще, с этой темой не шутят. Слышишь?

А я, который поначалу и вправду шутил, впадал в ступор. Господи! Неужели люди, которые стоят во главе коммунистической партии, не знают, что такое коммунизм?! А я, который с трудом руководит самим собой, знаю?

При приеме в партию каждому будущему коммунисту полагалось в письменной форме изложить мотивы своего решения. В таком подходе крылось некое коварство. Ты был просто вынужден сочинять глупости, превращая веру (если она у тебя была) в бесстыдные политические шаблоны и скрывая истину.

Когда система рухнула, первое, от чего отказалась партия, было само слово «коммунизм». А что же стало с мотивами миллиона ее членов, в лексике которых этот термин был обязательным? Все, кто публично признался в том, что их настоящим мотивом был карьерный рост, получили прощение. Карьера была их представлением о счастье. Что ж, ничто человеческое им не чуждо.

Может, антикоммунисты знали лучше, что есть коммунизм?

Коммунизм и счастливое общество оказались такими же иллюзорными, как и само счастье. Но разве человек откажется от его поисков?

Научно спланированный идеал материалистов остался призраком. А предсказанное в призрачных «Центуриях» «шарлатаном» Нострадамусом сбылось:

Грифон будет править Восточной Европой,
Где белых и красных пьянят грабежи.
Весь Север глядится в духовную пропасть,
Второй Вавилон любит ритмы машин[53]

.

(Существуют серьезные предположения, что Нострадамус написал свои предсказания как ответ несчастному Томасу Мору.)

•

«Хозяйка», которая исчезла на какое-то время, появилась снова. Расчистила дорожку на заснеженном дворе, подмела в зале и занялась готовкой. Не глядя мне в глаза, она сообщила, что «вечером у нас будет гость». Я знал, что это означает, и заранее закрылся в комнате. В темноте двора я видел лишь фары двух машин. В доме раздавался шум, издаваемый человеческими существами. Все было слышно удивительно отчетливо: звон вилок и ножей… и даже то, как наполняли стаканы. Но гости попались неразговорчивые. И все же в какой-то момент до моих ушей долетел строгий менторский голос:

— Говорят, у вас тут живет один, за что-то сосланный?

— Да. Провинившийся писатель.

— Позовите его. Пусть с нами поужинает!

Лестница заскрипела, и шофер безошибочно постучал в мою дверь. Он, мол, увидел под ней полоску света.

— Товарищ, спуститесь вниз. Товарищ Тодоров приглашает.

Я спустился. Компания оказалась маленькой и мрачной.

Гость — жилистый мужчина с чересчур длинными волосами — одновременно напоминал персонажей с фотографии времен студенчества моего отца, который как-то снялся с анархистами, и учителя музыки, в давние годы дирижировавшего нашим гимназическим хором.

— Садись, товарищ! — сказал странный гость. — Ничего страшного! Все наладится даже быстрее, чем тебе кажется.

Я засмущался, не зная, что ответить. Остальные молча ужинали. Пили за столом мало и без тостов. Только под конец трапезы гость снова обратился ко мне все тем же ледяным дружелюбным тоном:

— За что они тебя сослали?

Я знал, что не могу ответить на этот вопрос. Сказать, что я отправлен «изучать жизнь», означало бы посмеяться над собой.

— Думаю, меня оклеветали. Просто так. За несколько стихов против Сталина.

Длинноволосый вздрогнул и сардонически рассмеялся. Остальные молча переглянулись. Шофер подмигнул мне. Шеф поднялся, и все тоже засобирались.

Так, в первый и последний раз, я встретился с партизанским героем Горуней. Немного погодя до меня дошли слухи, что он покончил жизнь самоубийством, когда его задержали за попытку организации промаоистского переворота. По крайней мере, говорили именно так.

Следующие гости были мне знакомы получше. Любчо Васильев и Димитр Бакалов приехали растревоженные. Они говорили со мной как с тяжело больным. От них я узнал, что мое стихотворение «Спиртоварня» вышло 30 января в газете «Литературен фронт». Но прежде чем я успел обрадоваться, мне сообщили, что оно было встречено очень холодно. Венелин Коцев, идеологический секретарь ЦК, на нескольких «собраниях с активом» повторял: «Мы отправили его изучать жизнь, а он заперся в спиртоварне и изучает ее».