Ты создана для этого

– Значит, это убийство сойдет ей с рук? – уточнил Сэм.

Детектив Бергстром неотрывно смотрела на меня.

– Не знаю, мистер Херли. Искренне надеюсь, что когда-нибудь правда всплывет. На данный момент этот случай будет рассматриваться как синдром внезапной младенческой смерти при подозрительных обстоятельствах. Множество вопросов осталось без ответов. Для вас и для нас тоже.

Мы с Сэмом в машине наедине. Странное чувство. Слишком близко. Бóльшую часть пути мы проехали молча.

– Ты должен вернуться в дом, – сказала я, стоя на кухне. – Я уеду. Я сейчас уеду, – добавила я, стараясь скрыть нотки паники в голосе.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, – ответил он, – не сейчас.

Он что-то приготовил для меня. Я это знаю. И не стану убегать. Не дам ему упустить его шанс.

Мы поехали в похоронное бюро.

– Мы здесь, – объяснили мы женщине за столом, – чтобы забрать нашего сына.

Офис был светлым, просторным, как приемная мануального терапевта. Все белое, блестящее, живые цветы в вазе, на стене в раме – копия «Дамы с зонтиком» Клода Моне. Мы видели оригинал этой картины в Национальной галерее искусств во время поездки в Вашингтон несколько лет назад и послали открытку с ее изображением матери Сэма.

Администратор посмотрела на нас с улыбкой сочувствия.

– Соболезную вашей утрате, – сказала она.

Должно быть, она повторяет эту фразу на протяжении дня.

Они отдали нам прах в простой картонной коробке, сбоку которой аккуратным почерком было написано имя кремированного. Внутри коробки был контейнер, а в нем – крепкий пластиковый пакет, куда ссы´пали пепел, после того как он остыл.

Я медленно шла к машине и осторожно несла коробку, крепко удерживая ее обеими руками. Сэм открыл дверцу, и я забралась внутрь. Поставила коробку на колени и провела пальцем по имени, напечатанному на табличке. Конор Херли.

Мы выехали со стоянки, повернули налево, к выезду из города, в сторону дома. Так странно было находиться среди людей. Ездить по городу, как будто мы здесь не чужие.

– Думаю, зима будет долгой, – сказала я, просто чтобы что-то сказать. Но еще и потому, что меня поразила эта мысль. Время остановилось в момент смерти Конора и одновременно раскинулось перед нами в кажущейся бесконечности. Долгая зима, потом еще одна, и еще одна…

– У меня есть идея относительно Конора, – сказал Сэм. – Праха Конора. Тот день, – сказал он, – на Финнхамне. Помнишь?

– Помню, – подхватила я. – Это был прекрасный день.

Это было весной. Конору было где-то пять или шесть месяцев. Середина мая, первые по-настоящему теплые выходные. Мы поехали в Стокгольм и сели на общественный паром, идущий на остров Финнхамн. Паром назывался «Синдерелла», то есть «Золушка», и мы хихикали и шутили, что в полночь превратимся в тыквы.

Мы отправились в долгий поход вокруг всего острова, по заросшей травой тропинке. Конор сидел за спиной Сэма, светило теплое солнце, небо было каким-то особенно голубым, ослепительно-голубым, каким мы не видели его уже много месяцев. Мы наткнулись на уединенную бухту и, когда стало жарко, решили раздеться и искупаться просто в нижнем белье. Конор заснул, и Сэм бережно устроил его в тенечке, обложив со всех сторон нашей одеждой, чтобы он не скатился.

Мы дрожали в воде, которая, казалось, только-только оттаяла после долгой зимы. Но я помню это чувство, это наслаждение природной стихией после вынужденного многомесячного сидения взаперти, после неумолимо долгого периода темноты и холода. Как будто тебя держали в плену. Самое точное сравнение.

«Местная погода сведет вас с ума, – сказал кто-то, когда услышал о нашем переезде. – Тут же день длится не более пяти часов в сутки».

Мы отмахнулись от этого. Это же всего лишь погода, не так ли? Но первая же зима нас сурово наказала за это.

Мы купили лампу для светотерапии, подобрали в аптеке витамин D, чтобы предотвратить худшее.

«Вы привыкнете к этому», – сказал нам Карл, но это было воспринято нами как очередное напоминание о том, что мы здесь чужие.

В любом случае тот майский день был первым из лучших. Весна, а за ней и лето, которое, казалось, открывало ворота в другой мир, даруя внезапную и долгожданную, полную солнечного света передышку от бесконечной серости и обыденности.

Сэм в воде обнял меня.

– А мы тут хорошо живем, – сказал он, и в первый раз это было похоже на правду.

– В Швеции насчитывается почти сто тысяч озер, – заметила я. – Как думаешь, во скольких из них мы сможем поплавать?

В этом вопросе был намек на будущее. Он и я, немолодые и поседевшие, но при этом крепкие и здоровые, держась друг за друга, осторожно заходим поглубже в ледяную воду.

Не знаю, может, это была просто очередная попытка материализации мечты силой мысли?

Не снимая мокрой одежды, мы ели фрикадельки с картофелем в небольшом ресторанчике с видом на озеро, передавая друг другу то соль, то перец. Конор улыбался во сне; свежий воздух и прогулка утомили его. Мы опоздали на последний паром и нашли какую-то очаровательную уютную хижину среди деревьев. Мы устроили Конору гнездышко из подушек в изножье кровати.