Ты так любишь эти фильмы

— Вздор, — говорит Принцесса. — Никакой альтернативной истории не существует, а если существовала бы, твой дядя Ваня всегда и везде был бы пьянь и побирушка! Ни один режим не в силах превратить человека в такую скотину. Князь, конечно. Да были ли здесь когда-нибудь князья?

— А варяги?

— Вот именно. С бандитов началось, бандитами заканчивается.

Злясь, Принцесса дёргает меня за хвост. Эй, эй! Аккуратнее! Я не несу ответственности за родную историю!

— Дэн, ты вообще-то понимаешь, что происходит?

Теперь и хахаль сердится.

— Ой, только пожалуйста, не говори, что тебя это сильно заботит. Что б там ни происходило.

— Новые новости, — говорит Принцесса холодно. — Значит, будем ссориться из-за политики? Тогда хочешь, выборы обсудим? Перспективы демократии? Партийную жизнь? Кого-нибудь конкретного? Мы же не быдло деревенское, а гражданское общество, верно? А если уж и быдло пиздит, вместо того, чтобы вкалывать, нам сам Бог велел?

— Это имеет значение, когда от тебя что-то зависит.

— Лично от меня до черта всего зависит, поверь мне. От меня зависят такие вещи, которые касаются тебя больше, чем Кремль или Березовский.

— Почему именно Березовский?

— Потому что лень запоминать новые имена. Особенно новые имена старых явлений. — Она передёргивает плечом. Ай! Мне-то уши не крути! Нашла Березовского! — Слушай, ты не мог испортить мне настроение как-нибудь по-другому? Умнее, что ли?

— Не такой я, выходит, умный. — Хахаль делает последнее усилие смотреть на предмет с точки спокойной философии, но не выдерживает. — В последнее время твоё настроение портится от одного моего вида.

— Что? Претензии?

Бедняжка хахаль, нелегко ему говорить в тон — когда нет сил огрызнуться равнодушно и весело, но боишься дать понять, что обижен. У Принцессы странный дар превращать мужчин, которые ей нравятся, в мужчин, которых она терпеть не может: был бодрый хулиган, а стал тряпка тряпкой. Уж со сколькими такое было, даже тот бывший хахаль, который бандит, стрелялся в пьяном виде — а ведь когда познакомились, бабу от козы не отличал. Один наш супруг вышел из душевных передряг еще крепче, чем в них вошел, потому, наверное, что он-то Принцессу никогда не любил и не упускал случая об этом напомнить.

Всё же хахаль взял себя в руки и вместо «Саша, не надо» сказал:

— Милая, претензии к погодным явлениям могут быть только у синоптиков. Они так держатся за свой прогноз, что легкий бриз вместо предсказанного урагана считают личной обидой.

— Любопытно, с каким же погодным явлением ты меня равняешь?

— Хамсин, — говорит хахаль, подумав. — Это ветер такой-то ли северный, то ли восточный, то ли из пустыни. Сводит людей с ума. Знаешь, в Турции убийство, совершённое во время хамсина, считалось непредумышленным.

— Что? Угрозы?

Гнев в её голосе — придушенный, но непритворный — озадачивает хахаля, а я поджимаю хвост. Уши, к сожалению, поджать не могу.

— Саша, что-то случилось? Почему ты не можешь успокоиться?

— Не могу, потому что не желаю!

— Да? Ну так расскажи, чего ты желаешь? Что ещё я не сделал?

—  Не сделал? НЕ сделал?! А ты вообразил, что сделал хоть что-нибудь?

— А ты мне хоть раз сказала, чего ждёшь?

— А ты не умеешь без инструкции?

И лишь теперь они заорали по-настоящему, впервые за всё время. Хахаль вопил, что она вымотала ему всю душу, Принцесса — что он болтунище с идеями. (Это ты зря. Наш хахаль драчун, но не психопат.) «Прекрати кричать! Я тебе не муж!» — «Не оправдывайся!!!» Тут и я заныл, просясь на воздух. Секс у них в программе или битьё посуды — скорее, комплексно, — лучше уж без меня, мало ли куда полетят осколки и обувь.

И вот, я удалился в поля поискать пёсьи вишни. Этот загадочный флор неведомо где растёт, неведомо как выглядит — даже не знаю, кустик или трава? — и обладает многими волшебными свойствами. Ягоды его дают удачу, листья — мощь; лизни корешок — и простому псу откроется Суть Вещей. И когда я её пойму, мир преобразится, и то, что тревожит, утратит силу. Какими ясными станут глаза и сердце! Какой придёт покой! Или радость. Или умение различать право и лево. Всё-всё.

Сколько лет — скоро восемь — живу, столько ищу; пусть дураки дразнятся и говорят, что пёсьи вишни — всего лишь сказка. Ан нет, ждут они меня и своего часа — в огородике, в садике, в пьяных цветах, красных маках. Ни садика пусть, ни маков в октябре месяце — не страшно. И то, что не знаю, какие они, тоже не страшно. Пойму, как увижу.

Нужно Прилагать Усилия, как говорит наша мама. Правильно, между прочим, говорит.

И вот, порыскал я, повынюхивал, помечтал. Поймал лягушку. Знал, что буду блевать, но всё равно съел.

На обратном пути хахаль сел сзади, а я — на его место рядом с Принцессой. То подремлю, то изловчусь в окошко поглядеть: несётся в окошке отчизна, веточками машет. Лес уходит вдаль, и листья в нём сыплются с деревьев так густо, будто это разновидность дождя или снега. Там, в лесу, петляют тропки, и вонько пахнет, и незнакомые звери глядят большими глазами. Волчьи ягоды в оврагах, медвежья сныть.

И всю-то дорогу они молчали.

К. Р.