Ты такой светлый

И он протянул моим парням пятерню. Я видел, что Видар чуть отшатнулся, он у нас пугливый, а вот Эйольф наслаждается на всю катушку.

Важно сразу сказать: не прошло и нескольких секунд, как и нам, и всем вокруг нас захотелось быть к нему поближе.

Жену его мы увидели только на следующий день. Она таскала коробки с вещами и вообще всячески хлопотала, так что какого‐то определенного мнения у нас не сложилось, однако Лив Мерете, так ее зовут, производила впечатление приятной и в хорошем смысле обыкновенной женщины. Но, может, просто требуется время, чтобы раскусить такого человека, разобраться в нем?

Она устроилась на должность счетовода в какой‐то городской конторе и стала истовой прихожанкой местной церкви, что страшно бесило Вибеке. Она всегда распаляется, когда дело касается религии, а уж особенно ее переклинивает, когда люди, в умственных способностях которых она не сомневается, тратят свой интеллект на банальное суеверие, выражаясь ее словами. Меня вообще трудно вывести из себя, к тому же я не вижу в этом ничего предосудительного. Но мне нетрудно представить, какой шухер Вибеке со своими взглядами на религию наводит в школе. Она постоянно в контрах то с другими учителями, то со школьным советом, ну и, конечно, со скандальными родителями.

Невозможно умолчать о том, что жена у Стейнара очень красивая, с какой‐то беспримерно изумительной фигурой, пробуждающей порнографические ассоциации. Вибеке тут же выдала комментарий, что, должно быть, именно на это повелся Стейнар с его жадной до жизни натурой. Я сказал, подожди немного, не стоит так уж сразу на человека клеймо ставить.

Вибеке только усмехнулась.

Вот так мы с женой и пикируемся, постоянно, но без озлобления.

Лив Мерете оказалась на пару лет моложе нас с Вибеке, а выросла она в соседнем селе. Когда мы представились друг другу – на ходу, потому что она все возилась со своими коробками, – мне показалось, что я ее уже где‐то видел.

– Подожди‐ка, – сказал я, – а мы раньше не встречались? В скаутском лагере тысячу лет назад?

Она мило улыбнулась и сказала, что да, вполне возможно, потому что она в юности активно участвовала в скаутских слетах, но потом уехала из наших краев и давно здесь не бывала. А вот теперь, значит, вернулась в родные пенаты с мужем, Стейнаром, и с новой фамилией.

– Знаете, – добавила она, – в жизни бывают разные фазы.

Извинилась и пошла дальше таскать свои коробки.

А в остальном мы поначалу редко видели Лив Мерете. Зато нам на глаза постоянно попадался Стейнар, всюду мелькали его крупные руки, слегка смахивавшие на щупальца, и звенел громкий голос. Его невозможно было не заметить, такой он был яркий. Поначалу никто из нас особо не задумывался над тем, что жена Стейнара – как бы это сказать? – всегда держится в тени.

Нам не дано постичь то, что творится у нас прямо перед носом.

Сейчас дом Хогне пустует. Ждет новых владельцев, но мы по‐прежнему называем его домом Хогне.

Хотя где теперь то семейство Хогне, нету его, развалилось, причем, как я и про нас боялся, изнутри… В начале 2013 года мы с Вибеке заметили, что Марие, хозяйка, побледнела и осунулась, а к весне стало видно, что ее взгляд утратил силу, словно бы она заставляла себя смотреть. За все лето мы ни разу не видели ее даже мельком и стали подумывать, не заболела ли она серьезно или еще что в этом роде, но с приходом осени она начала по вечерам появляться на крыльце с сигаретой – закутанная в большую парку, ссутулившаяся и с почерневшим взором. Ничего хорошего это не сулило. Эспен, ее муж, бродил как неприкаянный; а встретишь его, когда он приедет домой с работы, – так прошмыгнет, потупившись, от машины к входной двери и в глаза не смотрит. Он тоже похудел, брюки мешком висели на плоской заднице; в общем, соседи выглядели еле живыми, словно две обгорелые спички.

Как‐то он наткнулся на меня вечером в декабре, я как раз вышел вынести мусор. Поднял крышку, пахнуло лежалыми отходами; опустил мешок вниз. Захлопнул бак – и тут вдруг прямо передо мной стоит сосед, я даже вздрогнул. Он напоминал ходячего покойника, какими мы привыкли представлять их себе теперь, когда жанр зомби стал общепринятым развлечением и на Хэллоуин в конце октября все наряжают детишек ожившими мертвецами.

Кожа у него высохла и выцвела, взгляд потух.

– Вот оно как.

Морозный пар столбиком поднялся от его губ.

– Эспен, – сказал я, – ты меня напугал. Да, холодно сегодня. Из пивной возвращаешься?

Он устало провел по губам тыльной стороной ладони:

– Mм… ну да.

– Иногда неплохо проветриться, – сказал я.

Грудная клетка Эспена потихоньку расправлялась.

– А ты все там же работаешь… как там оно называется… с этими молодыми…

– Кризисный центр, – сказал я.

Он кивнул.

– Ну да. Кризисный центр.

Повисла пауза. Она неприятно затянулась, и я повторил:

– Кризисный центр, дa. Мне нравится эта работа.

– Хорошо, – слишком громко сказал он, сильно, чуть ли не угрожающе похлопав меня по плечу. – Очень, очень хорошо, ты людям настоящий друг. Очень хорошо. Так держать, приятель.