Ты теперь мой враг

Изучая то, что лежит внутри, дыхание задерживаю. Сначала бумаги не дают мне большой информации, я лишь понимаю, что речь идёт о фирме отца Демида. Перечитываю, и наконец замираю, понимая, зачем они нужны Юдину. А на последней странице ладони холодеют так, что я начинаю трястись.

Внутрь бумаг на отца Демида вложен лист, исписанный размашистым почерком, к нему прикреплен документ, подписанный Юдиным. Но содержание уже давно остывших строчек вводит в оцепенение — внизу стоит подпись, дата и расшифровка имени. Она-то и поражает меня больше всего. Потому что если верить письму, написал его Виктор Новак.

Мой отец.

Я кусаю губы сопоставляя факты, хоть я не уверена в собственных выводах, мне кажется, я на верном пути. Вот только одного пока что не понимаю — мотивов.

Глеб говорил, что позвонит, но теперь я решаю не дожидаться его звонка и, нетерпеливо стуча по экрану, выбираю из списка номер и набираю его сама. Он поднимает сразу, как будто гипнотизирует телефон, держа его в руках. Как будто ждёт звонка. И моих вопросов.

— Что-то случилось? — с тревогой в голосе спрашивает он, опуская приветствие.

Случилось. И давно.

— Соскучилась, — ухмыляюсь в трубку.

Молчание.

— Ты открыла конверт? — догадывается Глеб, голос звучит устало. Даже не отвечаю, просто киваю, молча, и, конечно, Астахов меня слышать не может, но я как будто только сейчас осознаю, что прочитала. И что держу в руках клочок бумаги, к которому когда-то прикасался мой отец. Слёзы обжигают, но преодолевая себя, всё же произношу:

— Так ли ты хочешь оберегать меня от глупостей? — усмехаюсь нервно в трубку. — Или можешь прямо сейчас убраться из города. Ещё не поздно.

Снова молчит. А потом я слышу его голос:

— Ты сейчас на эмоциях, Лика.

— Верно. И ты не представляешь, сколько всего мне хочется тебе сказать.

— Я заеду, — говорит просто Глеб. — Заеду и мы поговорим.

Нет, у меня свои условия, Глеб.

— Набережная. Лестница, ведущая в Сафроновский. В бывший Сафроновский. Через полчаса.

Просто отключаюсь, точно зная, что он приедет. Он не всё мне рассказывает в мой приход, далеко не всё. Лишь то, что ему по тем или иным причинам выгодно или нет смысла скрывать. А вот теперь ему придётся признаться в содеянном. От начала и до конца.

Конверт — не единственное, что меня волнует.

Спасибо Оксане, которая по каким-то причинам решает всё мне рассказать. Только она опаздывает.

Снова закусываю губу. Ладно эта идиотка, которая никогда и не поднималась в моих глазах выше своего нижнего уровня, но, чёрт бы тебя побрал, Астахов! Что я тебе сделала?

* * *

Пока я спускаюсь, тёплый ветер постоянно закидывает на лицо волосы. Деревья шелестят листвой в это тихое утро как-то особенно тревожно. Замечаю у перил силуэт, Глеб приходит даже раньше назначенного времени. Он сейчас опирается на парапет и что-то разглядывает у подножья лестницы. Его спина напряжена, Астахов практически не двигается, видимо, сосредоточен.

Невольно перевожу взгляд в сторону — высота немалая, зато красивый вид открывается. Сверху над нами — сгоревший район, снизу — небольшая набережная у реки, сейчас она подсвечивается розовым сиянием — рассвет сегодня не скупится на буйство красок, но любоваться на него не входит в мои планы сегодня. Снова оглядываюсь: наверняка планирующаяся застройка принесёт большую прибыль. Очень удачное расположение. И только в раннее утро, такое как сейчас, народа здесь нет.

Я осторожно делаю шаги, подходя ближе, практически бесшумно, но Астахов всё равно резко оборачивается.

— Это ты, — выдыхает, но напряжение явно не спадает. Он держит руки в карманах брюк, и подходит, отдаляясь от перил. Мысленно усмехаюсь, как будто боится, и да, желание расквитаться с ним велико, но только не таким способом.

— Я, — отвечаю серьёзно. — Я, Глеб. И мне очень хочется знать, зачем ты так со мной?

Взгляд не отвожу, Астахов ведь ещё не знает, что я в курсе не только истории с моим отцом. Но предоставлю ему шанс рассказать всё самому. Хватит ли смелости? Насколько сильно я в нём ошибаюсь? И Глеб, не дожидаясь моих вопросов, начинает говорить, словно чувствует, чего жду от него:

— Прежде, чем я начну свой рассказ, хочу кое-что ещё сказать. Знаю, что шанса больше не будет, и даже если ты не поверишь, знай… — делает паузу он. Нас вдруг обдает порыв ветра, и именно в этот момент из-за деревьев позади показывается солнце, Глеб щурится от яркого света, его зрачки сужаются ещё больше, отчего глаза теперь кажутся светлее, он делает ещё шаг ко мне, как будто отодвигая время правды. И глубоко вздохнув, продолжает: — Я не врал. Мои чувства к тебе намного сильнее, чем ты себе представляешь, Лика. Как бы это ни звучало, но всему виной эта идиотская любовь, — растягивает губы в кривой улыбке. — И я бы рад тебя ненавидеть, как ты и обещала, но у меня не получается. Даже когда увидел, как вы в подъезд заходите после клуба. И просидев всю ночь под твоими окнами, и даже проследив за тем, как он уезжает. Я надеялся, что смогу возненавидеть тебя, но не вышло. Ни черта у меня не вышло.