Ты теперь мой враг

Во-вторых, он почему-то считает, что я могу знать больше. Что я в курсе про дом, что мы с Глебом придумали какой-то план? И насколько я знаю Демида, у него должны быть основания так считать. Он верит глазам, но никак не слухам.

Воспоминания врываются так резко, так болезненно, что хватаюсь за голову, зарываясь в волосы пальцами.

Не сейчас, не здесь. Я не готова окунаться снова.

Мотаю головой, отгоняя наваждение — обороняться от прошлого становится всё сложнее, но кажется, мне придется окунуться в него снова, чтобы понять, в какой момент всё пошло не так.

И я чувствую, меня ждут открытия. А пока что мне нужно забрать свои вещи.

Поднимаюсь по ступенькам и звоню в дверь, она распахивается практически сразу, и вижу в глазах Оксаны испуг, девушка меня рассматривает внимательно, и догадываюсь, что, скорее всего, она заметила, если не нас, то не сразу отъехавший после их расставания джип Демида.

Не испытываю злорадства, напротив, понимаю, что эта молчаливая ревность Чистяковой — единственное, что мне остаётся. Как ни крути, у Оксаны есть все шансы быть с Демидом. Раз он с ней возится, значит она ему небезразлична.

— Я за сумкой, — произношу уверенно и перешагиваю порог, заметив, что хозяйка квартиры отходит в сторону, пропуская меня внутрь, но вряд ли дружеские посиделки в её кухне хорошая идея.

— Ты не останешься? — мне кажется, или я слышу в ее голосе ноты отчаяния? Странная она всё-таки.

Держать меня ближе ей больше нет смысла, во-первых, я уже призналась, что Демид появился снова в моей жизни не ради возобновления отношений. А во-вторых… во-вторых, он её сегодня не поцеловал в ответ, лишь потому, что увидел меня. Не думаю, что он о моих чувствах заботится, скорее не хочет устраивать ненужный спектакль за счёт Оксаны.

Но об этом она, конечно, не знает. Поэтому задает мучающий её вопрос:

— Ты к Глебу или… — Оксана вздыхает, но не продолжает, кусает губы и смотрит так, словно сейчас расплачется. У меня нет никакого желания перед ней отчитываться, но её не заданный вопрос отзывается в груди болезненной тяжестью. Как бы сейчас не переживала Оксана, но я не нужна Бронскому.

— Или, — произношу в ответ и беру сумку, которая стоит тут же в прихожей. Но на выходе всё же останавливаюсь и произношу:

— Он ещё не далеко уехал, если позвонишь, сможешь наконец убедиться, что я тебе не помеха, — усмехаюсь, хотя на самом деле вместо веселья в сердце горечь.

Я слышу, как она тихо произносит под нос, когда захлопываю дверь, оставив ключи:

— Он не приедет.

Не знаю, почему она так говорит, но я не та, кто её примется успокаивать. Поэтому выбегаю на улицу, словно после очередной пытки. А закинув сумку в багажник, сажусь за руль, завожу авто и вскоре выжимаю педаль, мчась по ночным дорогам пока ещё к неизвестности.

Смазанные линии вокруг, сменяются тёмными улицами, ни фонарей, ни признаков жизни. Я даже скорость снижаю, потому что ощущение, будто пробираюсь на ощупь. Сама не знаю, зачем сюда приезжаю, и резко разворачиваясь, ищу глазами переулок, который сможет вывести меня на набережную.

И лишь когда оказываюсь на парковке у парапета, бью по рулю, задевая сигнал, откидываюсь на сидение, зажмуриваюсь.

А вот теперь можно.

Почти четыре года назад

Едкий дым врывается в воспоминания через время и расстояние, никогда не видела ничего подобного, никогда не испытывала такой ужас. Языки пламени возвышаются над старым одноэтажным домом, стены которого уже потрескались так, что местами образовались щели. Ветхий дом стоит на окраине района, прямо на возвышенности у спуска, поэтому его хорошо видно даже отсюда, с набережной.

— Поехали домой, — испуганно говорит Оксана и даже пятится, хватая меня за локоть.

Всё же не самое лучшее время мы выбрали для прогулки. И хоть находимся на достаточном расстоянии, но сильный ветер стремительно разносит по округе новые очаги, и вскоре становится понятно, что происшествие обретает масштаб катастрофы.

Вой сирен, гул, крики, окутанный пламенем район значительных размеров, и тогда еще не верится, что он может сгореть полностью.