Эрик долго на меня смотрит… смотрит и, увидев, что я вся вспотела, спрашивает, убирая волосы с моего лица:
– С каких это пор мне нравится танцевать?
Превосходный ответ. Не хочу спорить и напоминать ему, что во время медового месяца он танцевал все, что хотел, и даже более, поэтому не зацикливаюсь и, обняв его за шею, мурлычу:
– Ладно, тогда поцелуй меня. Это ведь тебе нравится, правда?
Наконец-то он улыбается!
Целует меня, и мы наслаждаемся друг другом. Вскоре меня одергивает Марта и снова тянет на танцпол, где мы начинаем танцевать под «Bemba colorа». Эрик снова мрачнеет. Ему явно не нравится «Гуантанамера».
Грациэла наблюдает за нами, и я делаю ей знак присоединиться к нам. Она, не раздумывая, выходит на танцпол, виляя бедрами.
Эрик с Декстером переглядываются и вздыхают.
Ох уж и парочка!
Тут же присоединяются Рейналдо, Анита, Артур, еще пара кубинских друзей и Дон Идеальное Тело.
Мать честная! Вблизи аргентинец еще привлекательнее.
Я не первый раз в этом клубе и знаю, как нужно танцевать под эту песню. Все становятся в круг и в центре, пара за парой, показывают свои способности в этом прекрасном пылком танце. Мы с Мартой, словно безумные, вытанцовываем и выкрикиваем: «Сахарок!»
Когда песня заканчивается, я возвращаюсь к Эрику. Мне опять хочется пить. Он с неловкостью смотрит на меня и спрашивает:
– И так будет всю ночь?
Вижу, что Декстер говорит что-то Грациэле, и та закатывает глаза. Поворачиваюсь к своему нелатинскому парню и, выпив огро-о-о-о-омный глоток вкуснейшего мохито, спрашиваю:
– Тебе не нравится тусовка?
На лице у него написано, что он не понял это слово. Я продолжаю:
– Тебе не нравится здешнее веселье?
Эрик, точнее, Айсмен, осматривается и со всей своей сокрушительной серьезностью отвечает:
– Нет. Мне ничего здесь не нравится. Но тебе – да, ведь так?
Покончив с мохито, смотрю на него. Знаю, что ему это не понравится, и все же отвечаю:
– Ты же это знаешь, любоф моя.
У него вздымаются крылья носа.
Ва-а-а-а-у-у-у-у, как это возбуждающе!
Придвинувшись к нему, шепчу:
– Когда ты такой собственник, то заводишь меня, словно «Дукати»[19]
.Приклеиваюсь телом к нему. Даже на каблуках я достаю только до его носа. Эрик не шевелится, лишь смотрит на меня. Начинаю медленно двигаться в такт музыке. Чувствую его эрекцию и, целуя, спрашиваю:
– Хочешь, поедем домой?
Он, не раздумывая, кивает, заставляя меня улыбнуться.
Когда мы приезжаем домой, часы показывают уже четверть третьего ночи. Прощаемся с Декстером и Грациэлой. Войдя в комнату, Эрик все еще хмурится.
Из-за мохито я чувствую себя немного шкодницей и, подойдя к нему, говорю:
– Послушай, любимый…
Но больше ничего не успеваю сказать.
Айсмен заключает меня в объятия и целует с такой страстью и властностью, от которых у меня подкашиваются ноги. Он прижимает меня к стене, разрывает на мне трусики и говорит у самых моих губ, расстегивая брюки:
– Мне не нравится, что ты танцуешь с другими.
Мощным ударом он сразу же вонзается в меня, отчего у меня перехватывает дух.
– Я не хочу, чтобы ты ходила в это место, понятно?
Его страсть сводит меня с ума, но я не так глупа. Крепко хватаю его за плечи и, глядя ему в глаза, отвечаю, не теряя здравого смысла:
– Туда ходят мои друзья, в чем проблема?
Эрик снова мрачнеет. Он сжимает мои бедра, снова прижимает к себе, заставляя меня вскрикнуть. Я схожу с ума, когда он глубоко проникает в меня. Обалдеть! Но он продолжает:
– Мне не нравится это место.
Я целую его, а когда отрываюсь от его губ, отвечаю:
– А мне нравится. Мне там весело, и я не делаю ничего плохого.
– Ты делаешь плохо мне, – цедит он сквозь зубы, снова нанизывая меня.
Не хватает воздуха. Но мне нравится эта горячая игра, и, желая большего, я шепчу:
– Нет, дорогой. Я никогда не сделаю тебе плохо.
Снова проникнув в меня, Эрик тяжело выдыхает и шепчет:
– Слишком много мужчин смотрят на тебя.
– Но я только твоя.
Его губы снова находят мои. Его руки опускаются к моей попке, и он раз за разом бомбит меня. Без остановки. Он зол, и я в восторге от его ярости. Я раскрываюсь. Обожаю, когда он такой властный. Он такой страстный, что я не выдерживаю. Прижавшись к нему, взрываюсь мощным, вызывающим зависимость наслаждением.
Заметив это, Эрик ускоряет атаку. Он неустанно погружается в меня, пока его хриплый рык не дает мне понять, что и он дошел до предела.
Мы стоим у стены, не отпуская друг друга. Мы в восхищении от такого секса. Тяжело дышим. Я смотрю на Эрика и заключаю:
– Надо же, тебя возбудила «Гуантанамера».
Он опускает на меня глаза и, видя мою улыбку, улыбается сам. Целует меня и говорит:
– Малышка, это ты меня возбуждаешь… Только ты.
Он больше не будет мне ничего запрещать. Он понимает, что не должен делать этого. Хотя он четко дал мне понять, что думает о «Гуантанамере».
Этой ночью, еще раз занявшись диким сексом в душе, мы уснули, обнимаясь и очень… преочень любя друг друга.
Дни проходят, а отношения Декстера и Грациэлы не продвигаются.
Меня это начинает утомлять.
Бьорн звонит пригласить Грациэлу на ужин, она соглашается, но Декстер ничего не говорит.
Неужели у этого мужика в жилах течет не кровь?