Ты только попроси. Сейчас и навсегда

Весь день мы полностью посвящаем мальчишке, и к вечеру моя голова гудит, как барабан, от этой игровой музычки. Однако во время ужина я с удивлением замечаю, что Флин спрашивает у меня, хочу ли я салат, и, не дожидаясь, пока я попрошу, наливает мне кока-колу, когда мой стакан оказывается пустым. Начало уже есть, и мы с Эриком улыбаемся.

Когда же нам наконец удается уморить мальчугана и уложить его спать, то в интимной обстановке нашей комнаты Эрик снова становится моим. Только моим. Я наслаждаюсь его телом, его губами, тем, как он любит меня, и я знаю, что он упивается мною и со мной.

Когда он у меня внутри, мы, глядя друг другу в глаза, шепчем страстные и похотливые слова. Его игра – моя игра, и мы вместе наслаждаемся, словно безумные.

Утром в воскресенье я снова просыпаюсь одна в постели. Эрик мало спит, как обычно. Смотрю на часы. Десять часов восемь минут. Я совсем без сил. После любовной ночи с Эриком мне хочется лишь спать и спать, но я понимаю, что здесь, в Германии, все – ранние пташки и я должна вставать.

Вдруг открывается дверь и появляется предмет моих самых грешных и пошлых желаний, держа в руках поднос с завтраком.

Он очень красивый в свитере гранатового цвета и в джинсах.

– Доброе утро, смугляночка.

Меня смешит то, что он называет меня так же, как обычно обращается ко мне папа. Эрик садится на кровать и дарит мне утренний поцелуй.

– Как себя чувствует моя невеста? – ласково спрашивает он.

Вне себя от счастья и от любви к нему, я убираю с лица волосы и отвечаю:

– Без сил, но счастлива.

Ему нравится мой ответ. Перед тем как услышать его следующую фразу, перевожу взгляд на поднос и вижу то, от чего замираю в изумлении:

– Пончики? Это пончики?

Он кивает, широко улыбаясь, а я беру один пончик, обмакиваю в сахар и кусаю.

– М-м-м, как вкусно! – И посмотрев на свои пальцы, шепчу: – И такие жирненькие, как надо.

В комнате раздается хохот Эрика. О боже, это неимоверное удовольствие – пончики в Германии!

– Но где ты их купил? – интересуюсь, до сих пор не отойдя от изумления.

Широко улыбаясь, Эрик берет другой пончик и кусает его.

– Я рассказал Симоне, что в Испании пончики – одно из самых любимых блюд и что ты обожаешь есть их на завтрак. И она, уж не знаю, каким волшебством, приготовила их для тебя.

– Ну и ну, какая же она умница! – восторженно восклицаю я. – Когда я расскажу отцу, что ела в Германии на завтрак пончики с кофе, он упадет в обморок.

Эрик улыбается, и мы вместе уничтожаем пончики. Когда я беру салфетку, чтобы вытереться, обнаруживаю на подносе кольцо, которое вернула Эрику тогда в офисе.

– Ты снова моя невеста, и я хочу, чтобы ты его носила.

Я смотрю на него. Он смотрит на меня. Я улыбаюсь, он улыбается… Моя безумная любовь берет кольцо и надевает мне на палец. Затем он целует меня в руку и тихо говорит хриплым голосом:

– Ты снова вся моя.

По телу пробегает горячая волна. Я его обожаю. Целую его в губы и, отстранившись от него, шепчу:

– Конечно, мой жених. – Он улыбается. – Я могу тебя кое-что спросить о Флине?

– Безусловно.

Проглотив вкуснейший пончик, перевожу на Эрика взгляд и спрашиваю:

– Почему ты не сказал, что твой племянник – китаец?

Эрик разразился смехом.

– Он не китаец. Он немец. Не называй его китайцем, иначе сильно его разозлишь. Не знаю почему, но он ненавидит это слово. Моя сестра Ханна два года жила в Корее. Там она познакомилась с Ли Ваном. Когда она забеременела, то решила вернуться в Германию, чтобы родить Флина здесь. Поэтому он немец.

– А отец Флина?

Эрик кривится:

– Он был женат и ничего не хотел слышать о мальчике. – Я киваю, а Эрик неожиданно продолжает: – На протяжении двух лет у Флина был отец. Сестра встречалась с одним типом по имени Лео. Мальчик обожал его, но, когда с сестрой случилось несчастье, этот недоумок не захотел больше общаться с малышом. Тогда я понял, что был прав: он был с сестрой только из-за ее денег.

Решаю больше не расспрашивать. Не стоит. Продолжаю есть, а Эрик целует меня в лоб. Несколько секунд мы смотрим друг на друга, но я знаю, что настал момент поговорить о том, что не дает мне покоя. Тем не менее сначала я делаю глоток кофе.

– Эрик, завтра новогодняя ночь, и я…

Он не дает мне закончить.

– Я знаю, что ты мне скажешь, – уверяет он, приложив палец к моим губам. – Ты хочешь вернуться в Испанию и провести новогоднюю ночь с семьей, так ведь?

– Да, – киваю я. Эрик улыбается моим словам, но я продолжаю: – Думаю, что мне стоило бы уехать сегодня. Завтра Новый год и… ну, ты меня понимаешь?

Он покорно вздыхает. Его смирение сводит меня с ума.

– Хочу, чтобы ты знала: я был бы очень рад, если бы ты осталась со мной, но… Я все понимаю. На этот раз я не могу поехать вместе с тобой. Я должен остаться с Флином. У матери и сестры свои планы, и я хочу провести эту ночь дома вместе с ним. Ты ведь тоже это понимаешь, правда?

У меня защемило сердце: я представляю, что они остаются одни. Как они могут здесь остаться совсем одни? Но перед тем как я смогла что-то ответить, мой немец добавляет: