– Я не стремлюсь к тому, чтобы ты меня понимала.
– Нет?
– Нет.
Мне хочется зарядить ему по голове лампой. Когда он так со мной разговаривает, я выхожу из себя.
– Знаешь? Я почти забыла тебя после того, как ты исчез из моей жизни, но когда ты появился возле дома моего отца…
– Забыла? – цедит он сквозь зубы. – Как ты могла меня забыть и сделать себе такую татуировку?
Он прав.
Это наша фраза, и я не в силах опровергнуть этот аргумент.
– Ладно, я сделала эту татуировку для тебя. Я едва тебя знала, когда сделала ее, но что-то мне подсказывало, что ты кое-что значишь в моей жизни, и мне хотелось иметь на теле нечто такое, что было бы только нашим и осталось с нами навсегда.
– Только нашим?
– Да, – в истерике кричу я.
– Ты хочешь сказать, что когда ты спишь с другим, он видит эту фразу и произносит ее, то ты вспоминаешь обо мне?
– Наверное.
– Наверное?
– Да! – в бешенстве выкрикиваю я. – Наверное, я вспоминаю о тебе каждый раз, когда мужчина говорит мне «Попроси меня то, что ты хочешь». Когда он читает ее на моем теле, я представляю твои глаза и наслаждение, которое испытывала с тобой, когда я подчинялась твоим капризам и занималась с тобой любовью.
Его ранят мои слова. Его лицо перекашивается, и он ударяет кулаком о стену.
– Это ошибка. Непростительная ошибка с моей стороны. Ты должна была остаться с Фернандо или еще с кем-нибудь.
– Эрик! Что ты такое говоришь?
Он словно лев, загнанный в клетку, мечется по комнате. У него каменное выражение лица.
– Собирай вещи. Ты уезжаешь.
– Ты выгоняешь меня?
– Да.
– Что?!
– Я хочу, чтобы ты уехала.
– Что?!
– Я вызову такси, и ты поедешь к отцу.
Оглушенная таким ответом, я выкрикиваю:
– Хрен тебе! Ты не будешь вызывать такси, потому что в этом нет нужды.
Эрик останавливается, смотрит на меня и в его взгляде видна боль. Да что с ним? Не понимаю. Мне хочется плакать. Слезы подступают к глазам, но я сдерживаю их. Он понимает это и подходит ко мне.
– Джуд…
– Эрик, ты только что меня выгонял, не прикасайся ко мне!
– Послушай, малышка…
– Не трогай меня… – тихо повторяю я.
Он останавливается в метре от меня и нервно проводит рукой по волосам.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала… но…
Мне не нравится это «но». Ненавижу это слово. От него никогда нельзя ожидать чего-то хорошего.
– Послушай, лучше я уеду. С «но» или без «но». Я уезжаю!
– Дорогая… послушай меня.
– Нет! Я не твоя дорогая. Если бы я ею была, ты бы не разговаривал со мной так, как ты только что разговаривал, и был бы честным со мной. Ты бы объяснил мне, кто такие Марта и Бетта. Объяснил бы, почему я не могу упоминать имя твоего отца, и, кроме того, сказал бы мне, что это за лекарства, которые ты хранишь в несессере.
– Джуд… прошу тебя. Не усложняй.
Окончательно решив уехать, беру рюкзак и начинаю складывать вещи. Краем глаза вижу, что он за мной наблюдает. Он снова стал невозмутимым, его лицо напряжено, и у него дрожат руки. Он нервничает, но я злюсь еще больше.
– Ты бестолковый эгоцентрик, который думает только о себе… о себе и только о себе…
– Джуд…
– Забудь мое имя и продолжай отсылать сообщения своим женщинам. Уверена, они о тебе знают больше, чем я.
– Черт возьми, женщина, ты можешь перестать орать? – выкрикивает он.
– Нет. Не могу. Я кричу на тебя, потому что хочу, потому что ты этого заслуживаешь и потому что мне это необходимо. Скотина! Фернандо все-таки был прав.
Он вовсе не ожидал это услышать.
– В чем же это он был прав?
– В том, что ты попользуешься мной, а затем избавишься от меня.
– Этот идиот сказал такое?
– Да. И я только что убедилась в том, что он говорил правду.
Он в отчаянии отходит и словно безумный ругается.
Открывается дверь, и входят Андрес и Фрида. Их напугали наши крики. Фрида идет ко мне и пытается успокоить, Андрес подходит к своему другу. Но Эрик не реагирует и продолжает ругаться по-немецки так громко, что его слышно даже в Кохинхине[10]
. Ошарашенная, Фрида хватает меня под руку и тянет на кухню. Дает мне стакан воды и забирает из рук рюкзак.– Не волнуйся, Андрес успокоит его.
Злая на весь мир, выпиваю воду и отвечаю:
– Но, Фрида, я не хочу, чтобы его успокаивал Андрес. Я хочу сама это сделать, и более того, я хочу знать, почему он такой скрытный. Я ни о чем не могу его спросить. Он не отвечает ни на один мой вопрос. И еще, когда он злится, он смывается или прогоняет меня, как он это только что сделал.
– Что случилось?
– Я не знаю. Мы шутили, болтали, и вдруг я спросила о лекарствах, которые увидела в его несессере и о многочисленных сообщениях и звонках от Бетты и Марты.
Слезы льются по щекам. Напряжение спало, и я, наконец, могу выплакаться. Фрида обнимает меня, усаживает рядом с собой и тихо говорит:
– Успокойся, Джуд. Уверена, что то, что только что произошло – это ссора влюбленной парочки и все.
– Влюбленной парочки? – хныкаю я. – Но ты слышала, что он сказал?