Ты у него одна

Тут вопросов было хоть отбавляй: кто их присылает, с какой целью? Если для того, чтобы натолкнуть ее на какой-нибудь след, то на какой? Не те ли это самые бриллианты, которые целую пятилетку числились пропавшими? Если те, то присылать их должен был тот человек, к которому они по неведомой случайности попали. Или… или их успел передать ее покойный отец кому-то на сохранение? Тогда почему было не воспользоваться случаем и не употребить свалившееся на голову из ниоткуда богатство себе во благо?! Неужели этот человек настолько обеспечен или… или настолько напуган, что все, на что его хватило, – начать спустя пять лет рассовывать мелкие камушки по конвертам и рассылать по адресам? Непонятно отчего, но уверенность в том, что она являлась первым и последним адресатом, получающим эти послания, у Эммы была непоколебимой. Если это на самом деле так, то что именно от нее требуется?! Чего конкретно от нее хотят?! Помощи. Нелепой, случайно совершенной ошибки или чего-то еще… Отчего этот человек не объявится? Почему не свяжется с ней хотя бы по телефону, а продолжает сводить ее с ума этими дурацкими конвертами? Боится ее или кого-то рядом с ней? А рядом с ней никого нет. Никого, кроме Данилы. Значит, значит, все-таки он?!

Чувствуя, как препротивно взмокла спина между лопаток, Эмма все же заставила себя довести эту нить рассуждений до конца.

Данила… Пять лет назад он, так же как и она, являлся едва ли не самым главным действующим лицом во всей этой истории. Именно ему был отдан приказ взорвать машину ее отца. Взрыв прогремел, но Данила не был его исполнителем. Его опередили, подняв на воздух и машину, и находившихся в ней ее отца и мать. Бриллианты исчезли после взрыва. Сколько потом было крови, сколько горя, сколько бессмысленных жертв. Камни так и не нашлись. И вот спустя пять лет начинает происходить невероятное. Немыслимым образом из небытия всплывают пропавшие бриллианты (Эмма с натяжкой, но допускала, что это именно они). Параллельно с этим участились визиты ее разлюбезного. Это можно было рассматривать и как совпадение, и как его прямой интерес. Неспроста же он так разволновался, увидев камень.

Далее… Данила сейчас работал на «дядю Гену», в недалеком прошлом друга и партнера ее покойного отца. Эмме было доподлинно известно, что этот преуспевающий делец – наполовину банкир, наполовину ювелир в прошлом, а теперь свильнувший на стезю содержателя игровых притонов – вложил немалые средства в ту аферу с камнями. Он, как и кое-кто еще в их городе, понес колоссальные убытки в связи с пропажей этих камней, которые компаньоны надеялись сбыть по хорошей цене. Неужели «дядя Гена» так и не расстался с надеждой вернуть свои утраченные средства?! Для того и приблизил к себе Данилу, который в прошлом играл совсем в другой команде, был по другую сторону баррикад. Странным кажется то, что тот переметнулся на сторону «дяди Гены», если это опять не тонкий, хорошо выверенный расчет. Расчет любыми путями приблизиться к вожделенной мечте обрести-таки сокровища, считавшиеся сгинувшими.

– Ох, черт! – Эмма потерла виски, которые давно ломило от напряжения. – Наворотила-то, наворотила…

Весь лист был исписан ее пометками. Испещрен стрелками, ведущими от одного слова к другому и обратно, пересекающимися крестообразно и изгибающимися дугой. Черта с два здесь не имелось точек соприкосновения! Черта с два! Как раз наоборот – все тесно переплеталось. Настолько тесно, что одно событие плавно перетекало в другое. Единственным пунктом, отстоящим чуть в стороне и никак не желающим вписываться в общую картину, был маленький мальчик. Его имя она записала в левом верхнем углу. Обвела кружком да еще окружила вопросительными знаками. На этом все и застопорилось. Сколько она ни пыталась подвести к нему связующие нити, сколько ни чертила указательные стрелки, у нее ничего не получалось. Не было ему места на этом ратном поле ее версий. Не было и не могло быть!

Мальчик здесь совсем ни при чем. Сделав этот вывод, Эмма решила устроить себе небольшой перерыв. Она ополоснула турку и чашку из-под кофе, которая была заполнена гущей. Включила верхний свет и затем зачем-то выглянула в окно. Там почти полностью стемнело. Дождь давно кончился, но ветер неустанно гнал темные облака, пряча августовские сумерки в сиренево-лиловой непогожей хмари.

Омерзительно… Омерзительно промозглой показалась ей погода. Чего нельзя было сказать о ее теперешнем душевном состоянии. Что уж так поспособствовало ее бодрому настрою, сказать было трудно. То ли отрезвила неудавшаяся попытка самоубийства, то ли наглый триумф Данилы ее вовремя подстегнул. Но Эмма не без удовольствия отметила, что испытывает небывалый душевный подъем. Не такой, конечно, при котором за спиной вырастают крылья, но и с унынием было покончено.