Ты у него одна

Где-то он теперь?! Если верить бабке, то вынесли его отсюда упакованным в турецкий ковер ручной работы, предмет всегдашней гордости ее подруги. А это могло означать одно из двух: либо ее муженек к настоящему моменту ушел в «долину мертвых» (как было бы сказано на языке племени ирокезов), либо томится сейчас по соседству с супругой ее покойного брата.

Второй вариант был предпочтительнее. О первом думать не хотелось. Эльмира просто по-детски гнала из головы саму мысль о том, что Данилы к этому часу просто-напросто может не быть в живых. Она старательно выводила «вдох-выдох», не кусала губы, не прислушивалась к аритмичному перестуку своего сердца и пинала воспоминание о прощании на вокзале, где Данила показался ей слишком уж задумчивым и тоскливым.

«Не время…» – шептала она самой себе. Сейчас совсем не время об этом думать. Не время задаваться вопросом: жив ли он?.. Он не мог вот так по-глупому умереть. Проводить ее, затем притащиться сюда и с идиотской легкостью сыграть в ящик только потому, что кому-то некстати попался на глаза. Нет! Это не про него. Он жив. Он не может умереть, не обняв ее хотя бы еще раз, не сказав, что… что любит ее…

– Скотина! – Эмма сидела на ступеньках в Лизкином подъезде, привалившись головой к жестким прутьям перил, плакала и еле слышно причитала: – Какая же скотина! Зачем… Зачем он сюда приперся?! Что ему было нужно от нее?!

Неожиданно вспомнилось, как пять лет назад она вот так же сидела на ступеньках, вывалившись из Зойкиной квартиры. Сидела, обессилено уронив голову после страшных откровений ее подруги, которая к тому моменту уже выстрелила себе в висок. Сколько просидела, она не помнила. Только потом вдруг раздался стук подъездной двери и чьи-то быстрые шаги. Данила… Он прибежал, чтобы спасти ее. Чтобы вызволить из беды… Это было почти пять лет назад. Сейчас она снова сидит на ступеньках. Другой подъезд. Другая подруга. Другая ситуация, правда, много дерьмовее той – пятилетней давности, потому как спасителя-то больше и нет. Его теперь самого нужно спасать.

«А как?! Господи! Подскажи мне, что нужно сделать?! – Весь ее черно-лиловый макияж давно сбежал по щекам, утонув в воротнике куртки. – Что я могу одна?! Что я против этой стаи?!»

Где-то внизу стукнула подъездная дверь, и тут же загудел лифт. Он шел на подъем. Старуха сказала, что выше никто сейчас не живет. Если он не остановится на втором, значит… Значит, надо делать ноги. С завидной легкостью Эльмира преодолела несколько лестничных пролетов, в пару-тройку прыжков пересекла двор и спустя пятнадцать минут уже ковыряла штукатурку под подоконником в кухне собственной квартиры.

Здесь они с Данилой пару лет назад организовали тайник. Тайна прежнего отцовского сейфа за одной из картин в гостиной стала достоянием общественности, а не иметь своего собственного засекреченного места, где можно было припрятать… пистолет, к примеру, он счел верхом безалаберности. Там они его и спрятали тогда. Трофейный пистолет Данилы. Оставшийся у него после службы в так называемой «армии спасения», организованной в их городе из людей, побывавших в «горячих точках». Оружие было не засвечено. В то время на нем не было и пятнышка крови. На все ее вопросы о том, зачем им иметь у себя дома такую смертоносную игрушку, Данила вяловато пожимал плечами и так же вяло отвечал, что пусть, мол, оно будет, мало ли…

Это самое «мало ли» подкатило с такого бока, что у Эльмиры просто звон стоял в ушах. Раньше она с трудом представляла себе, как сможет воспользоваться пистолетом в случае ограбления. Или, скажем, если она подвергнется насилию. Этого, тьфу-тьфу, ни разу не случилось, но случись… Нет, Эльмира не могла вообразить, что сможет пустить пулю в живую плоть. Как сможет наблюдать угасание чьих-то глаз, зная, что она своей рукой остановила сердце человека. Это было невообразимо и чудовищно. Но это тогда. В те дни она, сама того не сознавая, находилась под защитой мужа. Пусть всячески отторгала его опеку, но не могла не осознавать, что пустить в ход оружие ей вряд ли придется по той простой причине, что он всегда рядом. Постоянно и неизменно рядом.

Сейчас его не было. И все разом изменилось. Сейчас ей было не до общепринятых моральных и этических норм, усвоенных ею с детства. И, колупая плохо поддающуюся штукатурку огромным кухонным ножом, Эльмира знала, что сумеет это сделать. В данный момент мысль о предсмертных хрипах и конвульсиях ее врагов не казалась чудовищной.

– Только бы не опоздать. Черт! – Лезвие ножа соскользнуло и больно полоснуло по руке. – Главное – не опоздать…