Ты, уставший ненавидеть

От неожиданности Орловский не удержался и хмыкнул. «Костя» усмехнулся в ответ, и Юрий стал исподтишка разглядывать странного типа в светлой гимнастерке… Лет двадцать семь – двадцать восемь, приятное лицо, ямочки на щеках, глаза веселые… и какие-то скользкие… Костя!

– Извините… Константин… Как вас по отчеству? Я не привык…

– Так и я не привык, – развел руками «Костя». – Я, Юрий Петрович, чего к вам по имени-отчеству обращаюсь… Потому что вы, можно сказать, интеллигент, человек к подобному обращению привычный. А нас в училище так наставляли: для контакта и полного доверия надо обращаться к человеку так, чтобы ему было приятно. Ну а мой батя – столяр, я к этим отчествам и не привык. Я как слышу – так сразу чувствую, что попал к начальству на ковер. Так что уважьте.

– Хорошо… Константин, – кивнул Орловский. – Меня куда, в лагерь?

«Костя» весело засмеялся, как будто его подконвойный удачно пошутил:

– Помилуйте, Юрий Петрович! Сразу видно, что новичок вы в этих делах. В лагерь иначе направляют. Да и нечего вам там делать. Там таким, как вы, простите, плохо. С вашей статьей вам даже «придурком» не стать. Вы понимаете, о чем я?

Юрий кивнул. «Придурки» – это, кажется, лагерная обслуга. О великий дурацкий советский язык…

– Ну вот, а мы с вами совсем в другое место едем. Да вы не горюйте? Нам теперь, можно сказать, вместе срок отбывать.

– Вас-то за что? – не удержался Орловский. То, что «Костя» – не просто конвоир, он уже понял.

– Так служба такая! – рассмеялся энкаведист. – Прикажут ~ и срок отбывать буду, и лес на Печоре рубить…

Юрий решил больше ни о чем не расспрашивать. Когда будет надо – ему все скажут. Впрочем, кое-что он уже понял. Там, в Большом Доме, им почему-то заинтересовались. Самое простое – и самое страшное, что ему не поверили. Не поверили – и устроили спектакль. Дни неизвестности, потом черный подвал с упырями в кожаных куртках, неожиданное спасение… Ну а теперь, когда он, с их точки зрения, «размяк», этот разговорчивый чекист весело и ненавязчиво начнет задавать вопросы. О чем? О его книге? О Терапевте и его друзьях, о Флавии, о Марке? Или, может быть, о Нике? Нет, жернова продолжали вращаться. Он не выскользнул – и выскользнуть ему не дадут. Значит…

Юрий быстро взглянул на удобно устроившегося рядом «Костю». Тот продолжал улыбаться, как человек, вполне довольный жизнью. Да, этот будет поумнее и потолковее его прежнего следователя. Что ж, значит, придется иметь дело с этим, улыбчивым. Песчинка в жерновах… Без надежды на победу, на жизнь, но придется… Как ни краток был его взгляд, энкаведист все же успел его заметить:

– Может, вы курить хотите, Юрий Петрович? Вон, в дверце пепельница. Вы ведь «Нашу маркую курите?

Похоже, весь Большой Дом знал сорт его любимых папирос. Юрий невольно усмехнулся:

– Знаете, Константин, я бы предпочел «Казбек»…

– Так в чем проблема? – «Костя» сунул руку в лежащий на сиденье портфель и, покопавшись, достал коробку с черным всадником. – «Казбек», прошу. И я с вами – за компанию…

Орловский вдруг почувствовал себя точно так же, как тогда на улице, когда не удалось убежать от слежки. Да что они, сволочи, всевидящие? Или у этого улыбчивого в портфеле папиросы всех сортов?

– Спасибо… – Первая же затяжка ударила в голову – все-таки Орловский не курил уже несколько дней. Он вновь прикрыл глаза и вновь затянулся-на этот раз глубоко, долго. Как хорошо вдохнуть папиросный дым… Как хорошо быть живым и ехать в машине по ночной Столице – все равно куда… Да, он действительно размяк, а это плохо… Авто мчалось дальше, и Юрий уже начал подумывать, что его везут за пределы Столицы, когда шофер внезапно снизил скорость.

~ – Ага, – выглянув, заметил «Костя». – Кажется, прибыли. Ну, Юрий Петрович, вы оформляйтесь, а я к вам потом загляну. Хорошо?

– А где мы?

– Как это где? – удивился Константин. – Где и положено – в тюрьме.

Да, конечно. Куда же еще они могли ехать?..

– В Бутырке?

– Да вам не все ли равно, Юрий Петрович? Что одна тюрьма, что другая. Да не горюйте – в тюрьме тоже жить можно. Вот увидите.