"Ты уволен!" (СИ)

- Да. Приезжай скорее в центральный парк, - Хелена еле перевела дух. На фоне в трубке слышался какой-то гул, кто-то громким голосом что-то кричал, - тут Гарри… Это что-то… Невероятное… Приезжай!

- Я еду.

Поднимаясь на ноги и отряхивая платье, я продолжала смотреть на памятник. Он был увит плющом, а только что принесенные мной цветы источали слабый аромат. Молодой парень смотрел на меня с фотографии игривой улыбкой, чуть щуря большие глаза на солнце.

- Спасибо, - тихо сказала я, и, не оглядываясь, прочь пошла с кладбища.

***

Центральный парк обычно в это время суток особо никогда не был заполнен людьми, но сегодняшний день превзошел все ожидания. Толпа людей петляла огромной очередью, и пробиться к центральному входу было просто нереально. Тут были люди всех возрастов, полов, социального статуса и положения. Проталкиваясь сквозь толпу к эпицентру событий, которое многие даже снимали на телефон, выставив руки над головами, я то наступала кому-то на ноги, то цепляла чьи-то волосы молнией на сумке, то задевала чей-то локоть или подставляла под удар свой.

- Что здесь происходит? – я тронула какого-то мужчину за плечо. Он обернулся.

- Да там парень молодой! Целую речь толкает, с трибуны! Просто невероятно! Бабы ревут, слушая его! Видно, сильно его, того, приложило! – мужчина указал пальцем себе на грудь.

- О боже мой… Разрешите, пожалуйста. Пропустите! Пропустите, пожалуйста! – чуть напирая, я стала дальше продвигаться вглубь толпы. Надвигаясь все ближе к цели, голос вещателя становился все слышнее. Теперь для меня не составило труда распознать голос Гарри, но общий смысл фраз терялся в гуле толпы, которая рукоплескала почти на каждую фразу.

Пробравшись к краю толпы, я ахнула.

На сцене, на которой обычно выступали малоизвестные группы, развлекая прогуливающихся по парку горожан, стоял Гарри. Воинственный профиль, вздернутый подбородок, руки сжаты в кулаки, ворот расстегнутой рубашки мужественно топорщится на груди.

Придвинувшись еще ближе к сцене и прикрывая глаза ладонью от яркого солнца, я вслушалась в то, что он говорил, громким, четким, словно поставленным голосом, обращаясь в толпу к одному конкретному человеку.

- … И ведь если же я люблю, то это настоящая война! Каждый день, как непосильная битва со множеством раненых, а порой и убитых. Война с собой, с другими за право - а разве есть такое право? - любить и любить именно ее, несмотря на целую толпу ее достойных кавалеров!

Ведь если любишь, то это должно быть сильно, больно, страшно, невыносимо, жгуче, опасно, ну, как по канату без страховки ходить и думать всё: упаду-не упаду? Оступлюсь или дойду до конца?

Я старался дойти до конца. За свои года я один единственный раз пытался дойти до конца. И, наверное, сейчас еще иду, финиш только кажется близок, а на самом деле до него еще миллион шагов, не меньше, и каждый из них дается с ужасным трудом.

Ведь если любишь, то не по-человечески, требовательно, с непременными истериками и сценами ревности (пока она не видит, а если даже и при ней, то и черт с этим!) и с непреклонным спокойствием, когда она рядом. Требовательно. К себе, в первую очередь. К ней. Ко всем.

Истребляюще.

В какой-то степени даже убивающе, разрушающе себя изнутри, когда хочется прыгнуть выше головы, и, что удивительно, прыгаешь ведь.

Ведь только так, наверное, и можно любить. Не надо даже читать Фромма с его заповедями и постулатами о любви, чтобы понять это.

Любить на расстоянии, вне времени и вне пространства, вне всяких различных расхождений во взглядах, социальном положении и прочем неважном для любви мусоре. Любить несмотря на запреты, любить, несмотря на смерть.

И вот любишь и любишь и любишь. На это, кстати, надо много сил. Тяжелая это штука, и морально, и физически, и психически.

Но с тем ничего прекраснее этого нет.

И хотя порой хочется от этого избавиться, то признайтесь, если б было возможно, не избавились бы?..

Ведь если любишь, то война. В сердце, в голове, везде, со всеми, всюду! А война - это всегда потери, ранения, боль, слезы, но и с тем - прекраснейшее ощущение победы.

И я победил! Я – ЛЮБЛЮ! Я люблю тебя, Кристина Селдридж! – прокричал Гарри, бешено озирая толпу.

А тысячная толпа рукоплескала, кричала поздравления Гарри. Я ничего этого не слышала. По моему лицу текли слезы, такие слезы освобождения, радости, смешенной с печалью, слезы, наполненные болью пережитых лет, но сладкие на вкус.

- Да если ты здесь, поднимись на сцену! Парень от любви к тебе с ума сходит! – крикнул какой-то парень и все его дружно поддержали аплодисментами. Гарри скромно стоял, щурился, разглядывая в толпе меня.

- Крис-ти-на! Крис-ти-на! Крис-ти-на! – начали скандировать люди. Слезы уже совсем застелили мне глаза, но они мешались с улыбкой.

Бросив беглый взгляд на Гарри, я стала отодвигаться от сцены. Нет, я не могу показаться ему сейчас на глаза.

Прежде чем начать новое, надо завершить прошлое. Развернувшись, я бросилась вон из парка, а толпа продолжала ликовать и выкрикивать мое имя, требуя меня на сцену…

Комментарий к Глава 6. Продолжение