Ты – в игре! и другие ужасные истории

15 августа, воскресенье, 1935 года,

2 часа дня.

С утра не могла понять, почему родители какие-то расстроенные. Я решила, что случилось что-то страшное, но мама сказала, что все хорошо, просто они с папой устали на работе. Сегодня отдохнут, и все будет нормально.

Я успокоилась (хотя на самом деле не очень-то и успокоилась, мне казалось, что мама говорит неправду), и стала рассказывать им про призрак, который выходит из зеркала в Ильинском дворце. Родители рассердились и сказали, что это чушь и чтобы я больше никому об этом не говорила. А я вдруг вспомнила, что мамина сестра, тетя Клава, которая живет одна в соседнем доме, как раз перед моим отъездом купила зеркало. Большое такое. Конечно, не как во дворце, но все равно большое.

И тут приходит Прохор Федотыч, наш березовский врач, и говорит:

– Авдотья! Я убил человека! Вернее, почти убил. Нет, скорее всего, все-таки убил!

Мама побледнела:

– Что случилось?

Я почувствовала, что у меня выпучиваются глаза. Кого почти убил Прохор Федотыч? Или убил? Убил или почти убил? И в обоих случаях при чем тут мама?

Обычно, если у взрослых начинаются серьезные разговоры, меня выгоняют из комнаты. Я не стала ждать, когда это произойдет, и спряталась за дверь.

– Ведь как было, Авдотья! – продолжал Прохор Федотыч. – Ведь я и легкие у нее прослушивал, и анализы брал – все хорошо. И потому говорю: иди, Клавдия, на работу, у меня нет оснований выписывать больничный лист. А она: сил нет, Прохор Федотыч! А я: иди, а то в тюрьму за тунеядство посадят!

И вот сейчас зашел к ней и понял, Авдотья, что не жилец она. Даже до утра не доживет. Что за странная болезнь, не понимаю… Что-то неизвестное науке. Правда, Клавдия все время говорила, что это началось после того, как она купила зеркало…

Ну, тут мама заплакала, папа схватился за голову, а Прохор Федотыч продолжает…

В этот момент Рита невольно отвлеклась, вспомнив, как какой-то час назад девчонки от ее любимого платья оторвали рукав! Она и сейчас бы его носила, если бы не вытянулась на целых десять сантиметров. Ну почему они ведут себя так, что иногда становится за них стыдно!

Грязева продолжала:

«– Ну, я все сказал, – произнес Прохор Федотыч и добавил: – В суд можете на меня подать. Но это потом, а пока – готовьтесь…

Теперь мне стало понятно, почему родители такие расстроенные.

Еще бы: мамина сестра при смерти. И тут я вспомнила…»

Разбушевавшийся ливень с грохотом распахнул окна, и в комнату ворвались потоки проливного дождя.

Свеча погасла.

Стало темно.

Девчонки, вскочив, помчались за тряпкой и ведром, принялись вытирать пол.

Когда все окна были закрыты, вода с пола собрана, свечи зажжены, все опять сели в кружок.