Олеся прикинула, что к уходу Вареньки она успеет добраться домой, и дала слабину – согласилась. Когда шеф был таким милым, отказать ему было сложно.
Кирилл радостно притащил ворох одежды, из которой Олеся смогла подобрать себе комплект для прогулки. Ей невольно подумалось – сколько же у него было женщин, что, как в магазине, весь размерный ряд присутствует? В ботинки, всё-таки, пришлось поддевать толстые шерстяные носки (ну, да, он же, небось, по моделям всё больше ходок, а у них, при их росте, и размер ноги соответствующий).
Когда вышли на слегка припорошенную свежим снежком лыжню, Кирилл присел около Олеси, велел опереться на его плечо, и заботливо подтянул носки, перешнуровал ботинки, а потом аккуратно вставил их в лыжные крепления. Спросил, глядя снизу вверх на Олесю:
– Всё нормально? Нигде не жмёт?
От его тёплого взгляда, так напоминавшего тот, забытый, которым он смотрел на неё с последней парты класса, от его нежных, уверенных прикосновений рук к её ногам, у Олеси закружилась голова. Но и цену она заплатила не маленькую за его взгляды, так что ей даже не пришлось вспоминать про Офелию, которой Олеся решила пользоваться, как горькой пилюлей для отрезвления от обаяния Кирилла.
В лесу и правда была нереальная красота. Чистейший белый снег шапками висел на лапах зелёных елей и тоненьких ветках голых берёз. Периодически деревья встряхивались, освобождаясь от лишнего веса, и тогда водопад искрящихся снежинок окутывал мелким крошевом одиноких лыжников. Воздух был прозрачным и таким вкусным, что его хотелось вдыхать не только носом, но и ртом. А какая кругом стояла тишина! Только скрип лыж, деловитое постукивание дятла где-то вдалеке и щебетание оставшихся зимовать птиц.
Неожиданно Кирилл остановился, Олеся не успела среагировать, налетела на него и упала. Он легко, одним рывком поднял её и молча указал рукой в сторону. Между деревьев неподвижно стоял красавец лось с мощными ветвистыми рогами и внимательно смотрел на чужаков, без разрешения ворвавшихся на его территорию. Потом, видимо, решил, что опасности они не представляют, мотнул головой, будто выдал индульгенцию, топнул ногой (печать поставил?) и величаво удалился.
– А ты удачливая, Олеся! Сколько тут живу – лося первый раз встречаю!
Олеся кивнула. То ли от произошедшего чуда, то ли от такого радостного, по-мальчишески задорного взгляда Кирилла, сердце у неё пропустило удар и ответных слов не нашлось. А в голове предупреждающе забухало – Офелия, Офелия, Офелия.
Но на этом чудеса не закончились. Кирилл куда-то свернул, и они выскочили на утоптанную лыжню, где стали попадаться другие лыжники. Две лыжные ниточки шли параллельно друг другу, так что уступать лыжню встречному спортсмену не приходилось. И вдруг из-за поворота вынырнул… Дед Мороз на лыжах. Всё чин-по-чину: длинный красный кафтан с белой опушкой, окладистая седая борода, залихватские усы, размеренные степенные движения.
Ничуть не смущаясь, Дед Мороз поравнялся с застывшей парой и важно произнёс:
– Здравствуйте, добрые люди!
– Здравствуй, Дедушка Мороз! – как прилежный школьник откликнулся Кирилл, а Олеся ответила на автомате:
– Здравствуйте!
– С Новым годом вас! Как вам, нравится, какую зиму красивую я в этом году сделал?
– Нравится! – хором ответили Кирилл и Олеся.
– А вы меня чем отблагодарите: стишок какой расскажите или песенку споёте?
От неожиданности им ничего в голову не пришло, кроме как «В лесу родилась ёлочка». И, хотя, бедный дедушка слушал эту незатейливую песенку уже, наверное, в тысячный раз, виду он не подал. Выслушал с доброй улыбкой, выдал каждому по конфетке и последовал своей дорогой.
По лукавому взгляду Кирилла Олеся поняла, что последнее чудо было, если и не специально подстроено, но и не неожиданное точно.
– Этот чудак из соседнего посёлка. Кстати, борода и усы у него настоящие. Сначала все от него шарахались, а потом привыкли. Дети даже расстраиваются, если не встретят его в лесу. Так что встреча с ним теперь считается хорошей приметой.
Домой вернулись голодные и уставшие, но довольные. Накинулись на вчерашнее мясо, как стая голодных волков. Попутно вспомнили, как оно чуть не сгорело в духовке. А когда Олеся показала, какое страшное лицо с выпученными глазами было у Кирилла, когда он ей давил на ногу, дружно расхохотались. Кирилл признался, что сначала испугался за испорченный ужин, а потом переживал – не обожглась ли она.
Олеся опять засмущалась и стала собирать посуду со стола.
– Да брось ты эту посуду! – с досадой произнёс Кирилл, взял руки Олеси в плен своих рук и притянул в себе. – Останься со мной до завтра, – попросил, заглядывая глубоко в океан её голубых глаз.
Воздух вдруг наэлектризовался. Сердце у Олеси забухало молотом по наковальне, а коварный искуситель уже положил свои руки на её спину и притянул к себе так близко, так близко, что она уже чувствовала его дыхание на своих губах. Кожу под его руками жгло огнём, тело растекалось расплавленным воском, а в голове холодным сквозняком проносилось: Офелия, Офелия, Офелия…