Ты — все для меня

Какие-то странные вещи ты говоришь о собственной дочери, — подумал Уэстмор.

— Нут был замечательным человеком, и я очень сильно его любила. Мы поженились более двадцати лет назад. Он был всем для меня… Но потом Линетт подсела на ту штуку, которую называют «мет». Многие люди подсаживаются на нее. Раньше самогонка выворачивала людские жизни наизнанку, а сейчас у молодых появился этот «мет».

— Боюсь, эта штука разрушает уже всю страну.

Истер безучастно кивнула.

— И Линетт, моя с Нутом плоть и кровь, подсадила на эту штуку и Нута тоже. Понимаете, им вдруг стали нужны деньги, чтобы покупать ее. А этот «мет»… Эта проклятая штука заставила моего мужа влюбиться в мою же дочь.

СРАНЬ господня! Жесть какая-то!

Это все из-за той штуки, Уэстмор. Это она их испортила. Поэтому Нут начал продавать вещи из дома. Продал много золотых вещей, оставшихся от дедушки. А также драгоценности, хранившиеся у нашей семьи веками. А Линетт, она делала ради денег куда более худшие вещи. Вещи, о которых мне стыдно вам говорить…

Уэстмору не пришлось удивляться. Он попытался найти какие-нибудь утешительные слова, но смог лишь произнести:

— Истер, не ворошите то, что вас расстраивает.

На что она снова нежно улыбнулась.

— О, я не расстроена. Нут, как я вам сказала, умер из-за нее. Но как говорил дедушка, смерть это всего лишь перемещение духа в другое место.

— Конечно, — пробормотал Уэстмор.

— Каждое утро, просыпаясь, я говорила Нуту: «Ты — все для меня". И ради него я пошла бы на все. На все. Это была правда, и он знал это. А потом…

Долгая пауза была хуже рыданий.

— Я потеряла все.

Это была трагедия. Уэстмор едва знал ее, но не мог не посочувствовать этого. Однако, даже после всего рассказанного, Истер продолжала еле заметно улыбаться.

Это было хуже всего. Улыбка была всем, что у нее осталось, учитывая разрушившую ее жизнь потерю.

Истер посмотрела на него, не из жалости к себе, а скорее из простого любопытства.

— Вы когда-нибудь любили кого-нибудь очень сильно, Уэстмор? Так сильно, что пошли бы ради этого человека на все?

Уэстмор чувствовал себя ошеломленным. Он с трудом пытался подыскать слова для ответа. И при этом испытывал к ней еще большую зависть. Он ответил жестко, тоном, который, как он надеялся, звучал лишь полусерьезно:

— Боюсь, аллеям любви я никогда не найду места в своей жизни…

— О, очень жаль. Потому что когда все по-настоящему, как у нас с Нутом — это настоящее чудо.

Она понизила голос.

— Думаю, я привыкла любить его так же сильно, как он привык к этому «мету»… и Линетт…

Уэстмор включил сцепление, отчаянно желая сменить тему.

— Что ж, теперь, когда ваша молитва записана, вы можете показать мне дом Крафтера, потом я отвезу вас домой.

Уэстмор выехал с парковки, а затем, следуя предварительным инструкциям Истер, покатил дальше.

Он не заметил одного: крошечный трупик синей мухи больше не лежал на приборной доске. Вместо этого, насекомое ползало по одному из задних окон.

5

Спустя считанные минуты они выехали из Пуласки и оказались на одной из основных проселочных дорог. Мимо пролетали пастбища и сельхозугодья, полуденное солнце возвещало о наступлении раннего вечера.

— На следующем повороте сверните, — сказала она, — Это будет Тик Нек Роуд.

Уэстмор рассмеялся.

— Ну и название для дороги[3].

Она, казалось, не слышала его. Вместо этого, расслабившись, откинулась в плюшевом кресле арендованной машины. Та нежная улыбка ни на секунду не сходила с ее лица. Казалось, она отражала ее внутренние мысли. И Уэстмор мог лишь предположить, что это приятные мысли, несмотря на то, на что она намекала накануне. Инцест, — подумал он. Что это, шаблон, или нечто большее?

Всего лишь еще одна испорченная сторона человечества. Не только среди деревенщин, не только среди жителей глубинки и трейлер-парков. Он встречается повсюду. Запретный плод. Зависимость, похоть, ложь, кровосмешение, жадность… Ни один из этих грехов не выбирает своих фаворитов, мы просто ПРИТВОРЯЕМСЯ, что так происходит.

Мощным мысленным усилием он приказал себе не смотреть на ее тело. И, тем не менее, все это время его пенис оставался на три четверти в возбужденном состоянии.

Когда от кондиционера стало слишком холодно, он выключил его и опустил окна. Следующая сигарета вызвала эйфорию.

— Не помню, когда в последний раз ездила на машине, — сказала Истер. Ее черные волосы развевались от ветерка.

— Как бы мне хотелось жить без автомобиля. Спущенные шины, автостраховка, агрессивные водители, пробки.

Уэстмор покачал головой.

— Мне даже хочется жить здесь.

Истер усмехнулась.

— Зависит от того, из какого теста вы сделаны. Жизнь на холмах не для всех, но я довольна.

— Вы прожили в этой местности всю жизнь?