– Все настолько хуево? – тяну я запыханно. – Поделись, легче будет.
Тёмыч судорожно вздыхает и роняет лицо в ладони. Резко ими его растирает.
– К Лизе надо, – и тут же подрывается на ноги. – Проснется, меня нет… Испугается.
– Брат, брат… – пытаюсь его придержать. – Да куда ты в таком состоянии?
– Нормально все… Нормально… – бормочет, убеждая скорее себя, чем меня. – Спасибо, Бойка, – уже взявшись за ручку двери своей тачки, впервые взгляд на мне фокусирует. – Правда, спасибо, – с шумом переводит дыхание. Я только оторопело моргаю. – Завтра тебя наберу. Сейчас действительно времени нет, – и заскакивает в тачку.
Толчок внутри меня. Интуитивный порыв. Обхожу машину и забираюсь на пассажирское.
– Десять минут, Тёмыч, – выдвигаю сурово. Так обычно делает он. – Засекай. И выдыхай. За десять минут ничего страшного не случится.
Срезаемся взглядами.
Едва принимаю этот горячечный шквал безумия, мое нутро безбожно скручивает. Никогда его таким не видел.
– Что вы пережили, брат?
– Мы пережили ад, – хрипит Чарушин в ответ. И в тот момент мне кажется, что это, мать вашу, самая емкая фраза, которую мне доводилось слышать. – Надеюсь, что пережили, – уточняет еще тише.
– По-любому пережили, брат, – давлю я так же приглушенно. – Помнишь, как ты всегда говорил? Какое бы дерьмо не случалось, надо оставаться мужиком. Ты им всегда оставался. Все вывозил. А Лиза твоя… Уверен, что она с твоей помощью справится.
– Да… – выдыхает рвано. Ухмыляется, а глаза так все ярче горят. – Надо вывезти. Должен, – второй отрывистый вздох, и взгляд куда-то в лобовуху. Сквозь черноту ночи – далеко-далеко. – Тоже хочу жениться. Дом свой хочу. Семью.
– Давай, – поддерживаю я. – Ты будешь лучшим… – хриплю и притормаживаю, чтобы и самому бурно восполнить потребность в кислороде. – Если не считать твоего бати, ты – лучший мужик, которого я знаю. Убежден, что и в роли главы семейства перемахнешь норму, – искренне это признаю. Чарушин, как никто другой, понимает, что с моей маниакальной зависимостью брать во всем первенство, то, что сейчас ему говорю, имеет внушительный вес. Но решаю все же разбавить приторный сироп смехом. – Блядь… Мне, наверное, стоит все-таки отсечь тебя от
– Пошел ты… Козел… – выдыхает с тем же смехом Чарушин. – Твоей Варе никогда в голову не придет нас сравнивать, но ты, придурок, продолжаешь ревновать.
– А не хрен вам было меня разводить, – толкаю типа возмущенно. – Знаешь, как меня плющило, когда… В общем, я, сука, поцеловал ее на том гребаном квесте в джунглях.
– Чего? Уже тогда? – оживает Чара натуральным хохотом. – Ах ты ж, сволочь!
– Да, блядь, не отрицаю… Воспользовался темнотой. Кишка тонка была, чтобы иначе это сделать. И потом отрицал, хотя она заподозрила и в лоб спросила… Спросила в лоб, прикинь?! Я охренел!
– Центурион же! – припоминает Тёмыч давнее прозвище моей Вари.
Сам дал. До сих пор так величаю. Только теперь уже точно любовно, без всяких издевок.
– Да… – вздыхаю, когда теплом грудь забивает. – Но самое поганое: после моих отмазок она решила, что это, сука, ты!
– Твою мать! – ржет вовсю уже.
– Да! И тут ты, скотина такая, подваливаешь ко мне с ебучим осознанием, что она тебе нравится! Я, блядь… Я, блядь, чуть не сдох! – разгоняться не планировал. Но, как бы смешно ни было, чувствую, меня от этих воспоминаний реально бомбить начинает. – А потом эти ваши непонятные отношеньки… Дружба против меня… Ты и она! Против меня, блядь… Блядь… Как мне не ревновать?! Да я это и до седых волос не забуду, хоть и в курсе давно, что развод! Чувства свои, блядь, не забуду никогда!
– Просто знай, что теперь я тебя понимаю, – задвигает Чарушин, когда смех стихает. – Сейчас очень хорошо понимаю. Тоже бы ревновал… Люто.
– Сука, наконец-то!
Тёмыч снова смеется.
– Все. Десять минут, – переводит дыхание в разы спокойнее. – Вали домой, на хрен. Мне тоже пора.
– Валю, – выдаю так же легко. – Фух… На связи, брат.
– На связи, брат.
Оказавшись на улице, пошатываюсь, словно пьяный. Улыбаюсь во весь рот. Представляю, как сейчас зарвусь домой, как нырну в теплую постель к своей кисе, как зацелую ее, как залюблю…
__________
*История Кирилла Бойко и его Вари в дилогии "Хочу тебя испортить"/"Хочу тебя любить".
49
Вздрагиваю. Волоски на затылке дыбом встают, а по коже проступают мурашки. Прежде чем сознание окончательно проясняется, по всему телу искристое тепло разливается.
– Ты холодный, – бормочу я, но от поцелуев, которыми Артем покрывает мои шею и плечи, не уворачиваюсь.
– Согреешь? – выдыхает с игривыми интонациями.
Совсем как раньше.
Мое сердце тотчас ускоряется. Набирая обороты, раскидывает по пробуждающемуся организму дрожащие нити волнения.
– Конечно.
Оборачиваюсь, чтобы обнять. Чарушин наваливается и целует в губы. Он, и правда, ледяной. Будто только с улицы в дом вошел. Что там делал? Зачем выходил? Судя по всему, на дворе глубокая ночь.