– Если зову, значит, хочу.
– Именно я? – второй рывок.
– Да, блядь, – выталкиваю, захлебываясь на фантоме кровью. – Именно ты!
– Хорошо, – и снова улыбается.
– Хорошо? – переспрашиваю, потому что самому чересчур это ее «хорошо». – Давай, теперь как-то ниже притопим, окей?
– Что притопим? – не понимает.
А я уже закипаю.
– Вот это вот все, что между нами, – давлю, типа раздраженно, чувствуя, как при этом, будто у впервые заговорившего с понравившейся девчонкой сопливого пиздюка, заливает жаром рожу. – Тише, давай, чтобы не рвануло.
– Ладно…
По тону догадываюсь, что ничего она не поняла. Ну и отлично.
– А я тоже тебя попросить хотела… Если можно…
Поворачиваясь, невольно выпячиваю грудь. Столько ждал, чтобы обратилась хоть с какой-то просьбой. Таращусь теперь и не верю услышанному.
– Говори, – требую нетерпеливо.
Лиза опускает взгляд и взволнованным движением заправляет волосы за уши.
– Я видела у вас на заднем дворе баскетбольную площадку. Ты там играешь, да?
– Ну, иногда гоняю, – бормочу, никак не допирая, к чему она ведет.
– Может… – начинает и срывается. У меня следом за ней бурный вздох вылетает. – Может, потренируешь меня, пока я у вас? – шелестит, вскидывая взгляд.
По груди всполохом огонь прокатывается.
Да, все это временно. Забыл. Сука, забыл.
– Зачем тебе? – хриплю.
Сглатывая, напряженно в глаза вглядываюсь.
– Кирилюк от меня никак не отстанет, – вздыхает Лиза. – Если в этом семестре не сдам, даже Виктор Степанович не поможет. Да и стыдно, чтобы опять просил за меня.
Она никогда не пытается что-то строить из себя. По мимике открытая, без типичных рисовок. А я смотрю на нее и бесконечно задаюсь вопросами, суть которых всегда в одном: как же, блядь, можно быть такой красивой?
– Вечером начнем, – все, что выдвигаю.
Вывозить диалог становится практически невыполнимой задачей. И я, честно признаться, бросаюсь ждать, чтобы ушла уже. Бросаюсь, как со скалы, четко осознавая, что дверь блокирую именно я.
– Супер! – радуется Лиза. – Я приготовлю ужин и…
– Мне пора ехать, – сухо перебиваю, впиваясь при этом в нее таким взглядом, что, сука, не оторвать.
– А-а, да… Я понимаю… – мечется между мной и все еще закрытой дверью. – Откроешь?
– Может быть, – толкаю неоднозначно.
И после этого уже двусторонне взглядами врезаемся.
Лицо Лизы набирает цвет, доходя до самого яркого пунцового. У меня срывается очередной хриплый вздох. Качнувшись к ней, сливаю внимание на губы. Она их облизывает. Я тоже хочу.
Ее хочу.
Рваные губительные кадры в моей подсанкционной видеопленке: расширяющиеся зрачки, взмах ресниц, синяя венка на виске, томный вздох, яростное биение пульса на шее, втопленные в манящие меня губы зубки…
Громкий щелчок замков. Не моя заслуга. Дикарка сама катапультируется.
Дверь хлопает, оглушая. Сижу с полминуты, будто контуженный.
То есть, блядь, конечно же, она хочет. Все показатели выдают максимум! Умом не хочет.
Нет, мне, безусловно, тоже не надо. Это против моих правил. И я, мать вашу, намерен их придерживаться.
Просто понять пытаюсь… Какие мотивы с ее стороны?
Так, ладно… К черту! К черту всю эту муть!
34
© Лиза Богданова
После занятий я немного задерживаюсь, чтобы поболтать в кафетерии с Соней и Лией. А потом отправляюсь домой. То есть к Чарушиным. Артем еще утром второго дня выдал мне комплект ключей, потому как у Рины после школы дополнительные занятия, а старшие девочки тоже чаще всего задерживаются в Одессе до вечера. Вот и получается, что я оказываюсь в доме совсем одна.
Не в силах больше сдержаться, рассматриваю семейные фотографии Чарушиных. Их так много, что кажется, всю их жизнь отследить можно – от свадьбы до сегодняшнего дня. Однако фокусировка моего внимания то и дело уходит на Артема. Никогда не думала, что чьи-то детские фотографии способны вызвать столько эмоций. В эти минуты я буквально тону в своей любви к нему.
В первой половине дня у нас состоялась короткая переписка, инициатором которой выступила я сама.