Как же его зовут, черт побери! И второе: какого хрена он опять тут торчит?!
— Денис! — запальчиво выкрикнула я, вспомнив имя. Окинула взглядом и, игнорируя его вопрос, скомандовала: — Отнесите вещи к машине.
Он послушно поплелся куда я указала, таща чемодан и сумку. Ставить в снег не решился, держал в руках, дожидаясь, когда я закрою дом. Я подошла, запустила двигатель и только после открыла багажник. Парень загрузил мои вещи, захлопнул крышку, вернулся к моей двери и беспардонно распахнул её.
— Куда путь держим? — улыбнулся он. — Попутчик не нужен?
Очень хотелось произнести: «отвали, а». Сдержалась.
— Вы явились болтать глупости? У меня нет ни времени, ни желания их выслушивать. — Я потянулась к двери, захлопнуть, Денис придержал рукой, торопливо выпалив:
— Подожди-подожди. Я это, Юля, узнать хотел, — склонился он, заглядывая внутрь салона. — Дядька опять не отвечает на звонки, не знаешь где он?
— А вам не приходило в голову, Денис, — вскинула голову я. — Если человек не отвечает на ваши звонки, возможно, он просто не желает вас видеть?
Я все-таки захлопнула дверь, заблокировала ее и тронулась с места. Согласна, парень просто попал под горячую руку, грубить не следовало. Но… Миллион раз можно было отыскать своего дядюшку минуя нас.
«Нас» — эхом повторила я, осознавая: никаких «Нас» больше не существует. Есть только «Я» и «Он». Я запрокинула голову, стараясь чаще моргать, иначе не увижу дорогу, изо всех сил держа себя в руках — иначе начну долбиться головой об руль, проклиная этот долбанный мир и Глеба в первую очередь.
Выбиралась из поселка по параллельной улице, не желая «нос к носу» столкнуться с предателем. К дому отца подъехала через час. Хотя почему отца? Это ведь и мой дом, я в нём росла, там до сих пор есть моя комната. Следом за мной во дворе, у соседнего подъезда, припарковался серый «Опель». Я заметила его, когда вытаскивала вещи. «Настырный кобель!» — выругалась я. Подхватила сумку, решив забрать чемодан позже, и поспешила скрыться в подъезде, нажав перед этим сигнализацию.
Отец находился в спальне. Я тихо скользнула в свою комнату, упала на кровать, сейчас казавшуюся ребячьей, поджала ноги, свернувшись клубком, и только теперь тихо завыла.
Сквозь прикрытые веки, я чувствовала катящиеся по щекам слезы и между тем испытывала острую потребность в занятии сексом с мужем, что и не думала его останавливать. Он двигался во мне слишком нежно, слишком бережно, мне хотелось резкости, интенсивности толчков. Я распахнула веки, собираясь ускорить его, и… оцепенела. Вместо родного лица на меня смотрел Денис, кривя свою рожу довольной ухмылкой. Еще не успев среагировать никаким, а тем более должным образом, слышу тарабанящий стук в дверь, с ужасом понимая — Глеб, и только тогда пытаюсь освободиться от нависшего надо мной мужчины. Парень нагло улыбается, не дает мне уйти и тянет ко мне рот, накрывая мои губы. Стук повторяется, громче, громче, вот уже звучит над самым ухом, что кажется зримым присутствие Глеба в комнате и стучит он лишь для того, чтобы привлечь наше внимание, мол — вы часом тут не оборзели? Я порываюсь высвободиться еще раз, вертя головой по подушке и шепча: "Нет, нет". И… просыпаюсь.
Мое тело покрыто потом, одежда неприятно липнет к нему, возвращая из сна в не менее ужасающую действительность. Машинально смотрю на часы, отмечая — спала чуть больше часа и иду в прихожую. В голове неприятно гудит, ноги свело, что еле переступаю. Отец у двери, отлип от глазка и нерешительно протянул к замку руку.
— Нет, пап, — шепотом останавливаю его. — Я не желаю его видеть. Прошу, скажи, чтобы он ушел.
Тут же понимая абсурдность своей просьбы: я даже не уверена, что отец помнит имя моего мужа. Делаю шаг к двери — разобраться самой со своими проблемами — отец чуть сдвигает меня и отправляет рукой в мою комнату. Я отступаю, он открывает первую, деревянную дверь и я слышу стальное обращение во вторую, металлическую:
— Глеб, прекрати ломиться. Уходи, тебе тут не рады.
Если бы у меня нашлись силы для того чтобы радоваться или восторгаться, я обязательно бы воскликнула что-то отцу, а возможно даже бросилась ему на шею в благодарном порыве, но этих сил не имелось. Безучастно вернулась к себе и вновь забралась в кровать, уселась, закутавшись в одеяло, как в кокон.
— Марш отсюда! Пойди вон! — Доносятся приказы отца.
Его голос строг и раздражен. Мы мешаем ему, нарушаем его покой, его замкнутую, закрытую жизнь, созданную им самим. Мне становится немного стыдно, но я благодарна отцу, почувствовав себя защищенной. Глупо, ведь опасности нет, но это так.