— Я бы угостила тебя, но из рота в рот… — смеётся. — Сама знаешь, микроб. А хочешь, я попрошу у мамы денег, и мы тебе сбегаем купим? Тебя как зовут? Меня Юля.
Мы в детдоме одно мороженое и впятером есть могли.
— Дура! Дура! — кричу ей. — Не нужно мне твоё мороженое! Подавись!
И убегаю.
Ждать долго не пришлось — выползли на солнце. Она первая вышла. Сарафан на ней летний струится, скатерть несёт и корзинку. Только что, песенки не распевает. Разложила добро в траве — пикник Чистюля задумала. Снова в дом убежала. Мужик её тащится, пацана за руку ведёт. Тот руку выпустил, побежал к мячу, подхватил его и в мою сторону смотрит, как будто видит. Я даже на секунду бинокль отвела. Щекастый такой пацан, лет пять, наверное. Муж её, плед рядом со скатертью разложил и кричит пацану:
— Егор, пинай ко мне.
Пацан мяч на землю, оббежал, пнул. Слабо пнул — ни о чём. Хохочет, заливается. А смех его в уши мне прокрадывается и кажись мозг щекочет. Так и хочется заорать, чтоб заткнулся.
Она снова в дверях появилась, махнула рукой мужику, подозвала. Тот к ней, переноску забрал. «Хренасе, настрогали!» Теснее прижала бинокль — девка, малая совсем.
Бабы на пледе, мужики в траве с мячом. Я давлюсь их счастьем, как тем мороженым, и выть хочется. Выть и орать. Орать даже больше.
«Господи! Да задрали вы, подавитесь! Подавитесь!»