Ты забыла свое крыло

Потом, бодро похохатывая, пришел коренастый итальянский «затейник», таинственно отозвал в сторону мужчин, раздал, достав из сумки, красные картонные сердца на веревочках. Итальянцы, радостно гомоня, вешали сердца на загорелые, порой сморщенные шеи своих избранниц, при этом хохот стоял такой, что даже собаки, приоткрыв по одному глазу, глядели: что еще за шум? Выходит, сегодня святой Валентин, день всех влюбленных! Но, видимо, не для нас. Пытаясь помириться, чуть тронул ее — она нервно отдернулась. Значит, так? И ее можно понять. Кончится этот праздник — и что? У нас на родине сейчас мокрый снег. Когда он выпал, написал ей:

Люблю, уткнувшись меж твоих ключиц,
Вдыхать твой сладкий аромат,
И видеть сон, как стая птиц
Летит на дальние дома.

Или другой увидеть сон:

Как мы в раю, вдвоем...
И если скажешь мне, где он, —
То мы проснемся в нем.

...Проснулись!

— Пойду! — сказал я ее бесчувственному телу.

Она и не пошевельнулась, не поинтересовалась: куда? А куда, собственно, тут можно пойти? Только обратно в отель или... Вот именно, «или»! Лучше — сгорю. Шел вдоль мелкого края моря, по шелковому песку, все больше ожесточаясь. Сначала шли зонтики разных отелей, слегка отличаясь, потом пошел просто ярко-желтый песок, встречались еще изредка распростертые у плоской воды дикие отдыхающие, но вот закончились и они, а я шел и шел... самый дикий!.. Легко мне было, привезти ее сюда?! И я же и виноватый!

И вот ярко-желтая пустыня, за ней — горы сквозь дрожащее марево, с другой стороны — неправдоподобно синее море без признаков какой-либо человеческой жизни, с мутно-зелеными разводами на рифовых мелях. За проливом, как насыпанная гора песка, раскаленный остров Тиран. Постоял, озирая эту огромную картину. Да-а-а! Может, назад? Нет, вперед! Сгорю нахер!

Когда палило совсем невыносимо, падал плашмя в теплую мелкую воду на складчатый песок. Лежал долго... а куда мне теперь спешить?! Поднимался на четвереньки, стоял так. Удобная поза и для ходьбы — ладони приятно нащупывают красивые складки песка и кисти и ступни в прохладе. Древнее существо выходит на сушу. Так перемещался. Но возник мыс. Это конец! Пересекая его, раскалился так, что уже испугался. Хотел ее испугать — испугался сам. Мысли скакали. Зачем, дурак, не надел носки?! Причем и на руки тоже! Может быть, удалось бы их спасти, а так — набухшие куски мяса. Прежними я их уже не увижу. Переполз мыс. Что дальше? Даже в песке кистям и ступням не так жгуче, как на солнце! Вода? За мысом было так мелко, что даже кисти, не говоря уже о ступнях, в воду не спрячешь. Назад? Точно сгорю! А вперед — не сгоришь? Море там дикое, с торчащими скалами, зонтиков нет!

Когда на территории пляжа появилось явно туземное, опухшее существо с отечными глазками, с трусами на руках и, естественно, отсутствием их на положенном месте — все ахнули. Кроме, ясное дело, ее!

— Эй! — прохрипел я. — Там бедуинка бусы продает... Тебе надо?

Она чуть приподняла голову, нагнав второй подбородок, открыла один глаз. Видно, мой внешний вид настроения ее не улучшил.

— Ну все! Хватит! — Она сбросила с топчана свои дивные ноги. Некоторое время глядела, словно не понимая. — Пошли!

К счастью, у ворот с пляжа стояла развозка — два сцепленных вагончика, метнулись туда. Ожидая на солнцепеке, сожглись бы вконец. И это еще, говорят, у них не предел жары!

Молодой развозчик, с утра балагуривший с пассажирами на всех языках, мрачно помалкивал и даже не повернулся. Тоже спекся. Помедлил — больше вроде никого — и «шаттл», как красиво называют его здесь, затарахтел в гору.

С трудом отомкнув дверь, вошли в спасительную прохладу номера. Та-ак!

— Не смей трогать! — закричала она.

Наконец-то ее что-то задело!

Великий «постельный скульптор» Рашид, он же по совместительству уборщик нашего номера, исполнил наконец свою коронную композицию из скрученных полотенец — белого лебедя, раскинувшегося почти на всю кровать.

— Не приближайся!

То есть нельзя не только прилечь после испепеляющего дня на широкие прохладные простыни, нельзя даже принять душ: все махровые полотенца, включая самые мелкие, задействованы в композиции. Раньше была огромная белая лилия, усыпанная к тому же лепестками роз, затем две плоские рыбы с плавниками, и вот апофеоз — и его лебединая, я надеюсь, песня!

Любимая моя объясняла этот парад постельных монстров исключительно бескорыстным восхищением нашего уборщика ее красотой. Я — его неукротимым стремлением вырвать у нас чаевые. Но, с ее слов, он — единственный человек, который по-настоящему ее любит! А я? Ухватил ее. Она выдернула скользкую руку.

— Не сейчас!