Ты забыла свое крыло

И, видать, нажаловался кому надо в ихнем ЖЭКе — и началось! Сначала по темной, словно стальной, воде пошла мелкая, а потом крупная рябь. Первой же мощной волной залило через щели водой мотор, как железную бочку, и он, хрюкнув, умолк. С тоской мы слушали нарастающий свист ветра. И главным «свистком» оказалась наша корявая мачта. Стало темно. Нас несло, кажется, к берегу, но тут и берег страшен: вся Ладога, как зубами, окаймлена острыми камнями. Доигрались! Мы испуганно переглянулись. И тут я врубил маг! На полную мощность. С визгом ветра сражался ансамбль «Вингз» («Крылья»), созданный бессмертным Маккартни после распада «Битлз». Припев мы орали вместе с ним, и, надо сказать, он нам помогал: «Хоп!» — мы взбирались, как на гору, на огромную волну, посеребренную луной, «Эй хоп!» — мы летели с серебристой горы в мрачную пропасть, на дне которой сверкали огромные камни. И только песня оборвалась, катер тут же с треском вклинился между двумя острыми камнями и застрял в них. Волна теперь не поднимала нас — мы были внутри ее. Как схлынула, мы прыгнули за борт и поплыли. Но перед этим я перемотал «Вингз» и пустил снова. Камни, которые были теперь позади, к счастью, гасили волны. Но не совсем. Капитан наш Никита плыл, подняв в одной руке чайник — должны же мы как-то согреться, если доплывем. С водой, похоже, перебоев не будет. Матрос Слава плыл, надев на голову вместо шапочки бабу с пышной юбкой, надеваемую обычно на чайник. Необходимая вещь. А я греб одной рукой, другой придерживая магнитофон на голове. Думал ли сэр Пол Маккартни, который к тому времени уже стал пэром Англии, что ему придется петь в столь ужасающих обстоятельствах? «Хоп! Эй хоп!» — орали мы вместе с ним. Потому и выплыли. Когда рок спасает, он с нами, а не против нас, как сейчас. Но криков, стонов, жалоб, склок от меня не дождутся. Только — восторг!

Позвал на кухню Нонну:

— Слышишь?

— Что, Венчик?

— Рок!

— А!

Она, как всегда теперь, робко улыбалась.

— Это хорошо? — вопросительно глянула на меня.

Теперь все для нее — подарок. Эх, как она плясала когда-то! Лучше всех!

— Отлично! — сказал я. — Теперь мы, как только выходим на кухню, танцуем рок!

— Правда?! Я рада, Венчик!

Ладони наши соединились, как раньше. Откинул ее на длину руки, дернул к себе, потом прокрутил! Может! Да и я! И вдруг — затихло у них. Ну что там у вас? Врубайте!

— Я рада, Венчик! — повторила она.

Но опять-таки надо ее отправлять! С ней в больничных делах, а тем более, не дай бог, в последующих церемониях, такой хаос начнется, что все окончательно сойдут с ума!

Она помахала мне в окошко — и уехала.

И вот я вошел в ту самую кладовку. И флешку воткнул. Гуня начал смотреть с конца. И сразу:

— Не может быть!

— Что именно?

— Чтобы тебе вернули ровно девятьсот восемьдесят два!

— Ну ладно! — я добродушно согласился. — Напишем девятьсот восемьдесят три! Ну, вперед? Или как ты хочешь? Назад? Поехали!

— Стоп-стоп! — через некоторое время завопил Гуня. — Диск дымится уже! Всю жизнь, что ли, сюда согнал?

— Ну а сколько можно еще?

— Секунды четыре.

Тогда впишу Римму, как она плясала, а Паша все тащил ее прочь. Она посылала мне воздушные поцелуи, а он все тащил. Осталась лишь ее рука по плечо и вот уже — по локоть. Потом лишь кисть, трепещущая, как листок. И вдруг прискакала ее нога, красиво дрыгнула — и улетела. И все. И хватит.

— Ну что? Мандражируешь? — Паша уселся на край кровати.

— Да нет. Я спокоен. Готов.