Ты заставляешь меня думать иначе (ЛП)

Взгляд Драко сказал ей о многом.

— Мечтать не вредно, — бросила она. — Я скорее умру!

Он вскочил со стула.

— И умрешь ведь! Включи свой инстинкт самосохранения, женщина!

— Самосохранения? Если цена моей жизни — предательство, убийство и пособничество вашим злостным идеям, то оно того не стоит!

Он подошел к ней.

— Тебе нужно хорошенько уяснить, что смерть — штука окончательная! Знаешь, было бы не так уж плохо, — сказал он почти настойчиво. — Ты могла бы работать в тылу, тебе даже не нужно было бы…

— Конечно, потому что ваш Господин поймет мое затруднительное положение и будет со мной помягче. В конце концов, он же не монстр, — едко сказала она.

Драко улыбнулся ей. Улыбка была смутной, но она была.

— Нет, он чудовище, — признал он. — Но даже он должен действовать в рамках своих ограничений. Если бы он не ограничивал людей, хотя бы время от время, тогда война была бы окончена много лет назад, и он бы проиграл.

— Какая жалость, что дело обстоит не так.

— Возможно, — согласился Драко, глядя на нее сверху вниз. — Но таков мир, в котором мы живем, и все мы должны делать то, что должны, чтобы выжить.

Он пытается сказать, что на самом деле не хочет быть Пожирателем смерти? Она подозрительно нахмурилась.

— Хочешь, чтоб я тебя пожалела? — спросила она. — Потому что ты сделал свой… — она испуганно вскрикнула, когда он яростно схватил ее за руки, впиваясь пальцами в ее мягкую плоть.

— Никогда не жалей меня, — зловеще прошептал он. — Это будет твоя последняя ошибка.

— Ты не посмеешь, — выдохнула она. — Я все еще нужна ему живой.

— Живой, да, — выдохнул он. — Но не обязательно невредимой.

Он оттолкнул ее с такой силой, что она чуть не упала, а затем побрел обратно к своему креслу, как будто ничего не произошло.

— Я думала, ты хочешь, чтобы я была честна, — сказала она, изо всех сил стараясь сдержать дрожь в голосе.

Он ухмыльнулся ей.

— Даже у честности есть пределы. Ладно, что ты хочешь, чтобы я принес в следующий раз?

***

Драко был удивлен, обнаружив комнату в темноте, когда он вернулся через пару дней. Снаружи было не больше двух часов, но здесь было темно, как ночью, и его маленькая грязнокровная пленница крепко спала. Конечно. Он слегка усмехнулся. Ей не дали часов, ее окно было затемнено, а еду ей давали через странные промежутки времени, чтобы запутать ее. Ее чувство времени было нарушено. Было важно держать ее в одиночестве и в замешательстве.

Он мягко закрыл за собой дверь и зажег свет на кончике своей палочке, а затем медленно направился к кровати. Ему впервые выдалась возможность просто наблюдать за ней. Во сне она выглядела такой невинной и хрупкой, но он знал, что это не так. Никто из них таким больше не был. Всякая невинность была отнята у них много лет назад, когда им обоим внезапно пришлось вырасти и стать воинами по разным причинам. Он подозревал, что она, вероятно, справлялась с этим гораздо лучше, чем он сначала.

Сейчас-то он гораздо лучше контролировал свои эмоции. Когда они у него вообще были. Он все еще проклинал себя за то, что потерял самообладание по отношению к ней в свой последний визит. Он перегнул палку, у нее начали закрадываться подозрения, и она наступила на больную мозоль. Грязнокровка была проницательной, ему лучше не забывать об этом снова.

Она пробормотала во сне и отвернулась от света его палочки, одеяло упало с ее плеча, показывая, что она спит в нижнем белье. Ах, да. Он не подумал дать ей что-нибудь для сна, хотя на самом деле сегодня принес ей одеяло потеплее. В следующий раз ему, наверное, стоит снабдить ее ночным бельем. Он на мгновение задумался, предпочтет ли она пижаму, ночнушку или — если бы она его так не боялась — наготу.

Он сел на край кровати, она нахмурилась и натянула одеяло себе под подбородок. На самом деле, он ожидал, что к этому моменту она уже проснется. Где ее инстинкты, подсказывающие, что опасность неминуема? Она вздохнула во сне, и он вынужден был заключить, что они напрочь отсутствуют. Он слегка нахмурился. Чертова дура. Как случилось, что она все еще жива, будучи такой беспечной и лишенной инстинктов?

Ей, должно быть, снился сон, потому что она немного ерзала, и тихо бормотала. Наверное, это был кошмар. И он, вероятно, был его частью. Она закусила губу, и он почувствовал, как его взгляд притягивается к ее рту. Он должен был признать, что, когда он думал о ней с тех пор, как увидел ее обнаженной, в его фантазиях доминировали не ее губы, но прямо сейчас его разум оказался наводнен образами, связанными с этими губами.

Он склонился над ней, упираясь руками в кровать.

***