Медленно, мгновение за мгновением, следуя за движением моей головы, мужчина сжимал волосы все крепче, дышал чаще и начинал покачивать бедрами. Наконец отбросив мою руку, сам принялся руководить процессом, трахая мой рот все глубже и резче. Сначала он входил не глубоко, и я плотнее сжимал губы, чтобы сделать ему приятнее. Но вот он с силой натянул меня на себя и уперся головкой прямо в глотку. Затем еще раз и еще раз. Слюни моментально потекли по подбородку и каплями упали на грудь, а я уперся в его бедра руками и попытался оттолкнуть.
Позволив мне отстраниться, он отступил, и я поднял на него удивленный взгляд, хватая ртом воздух и утирая слюни с подбородка. Роман смотрел на мой рот как завороженный, склонился ниже и надавил между челюстей, чтобы я приоткрыл его. Совершенно не соображая, что делаю, я даже привстал, приблизившись к нему.
– Покажи язык, – скомандовал он, и сразу получил желаемое.
Взяв член в руку, он поводил головкой по самому кончику, несколько раз вошел в меня неглубоко, наблюдая за движением, затем снова обхватил мою голову и принялся уверенно трахать, словно делал это бесчисленное количество раз. Я не был готов к этому и уперся в его бедра руками, снова отталкивая, чтобы иметь возможность дышать и не подавиться.
– Нет, дружочек, – покачал головой Роман, когда мне снова удалось его от себя оттолкнуть, – придется тебе потерпеть, иначе я долго не кончу.
– Мне дышать нечем, – возмутился я, но уселся на колени удобнее, чтобы сжать свое собственное возбуждение.
– Расслабь нёбо, и я глубже войду, – взял он меня за волосы на затылке, подступая ближе.
– Меня вырвет!
– Ну же, малыш, покажи папочке на что ты способен, – оскалился мужчина, нависая надо мной и не позволяя удрать. – Ты же хочешь, чтобы твой братишка оказался на свободе?
Эти слова прозвучали не как угроза, в них было нечто эротичное, будоражащее кровь. Странно, но мне больше не было страшно, неуверенность исчезла и почему-то снова хотелось взять в рот. Я сам потянулся к нему и позволил трахать себя в таком темпе, в каком нужно Роману, при этом все равно упирался руками в бедра, стараясь сдержать его сумасшедшую скорость в порыве страсти.
В это мгновение передо мной был совершенно другой Коновалов, не тот майор, смотрящий жестко со своего кресла в кабинете, и не тот чужой странный мужик на СТО, предлагавший мне отсосать. Этот был живой, порывистый и страстный. Он меня хотел. Я видел, понял. Поэтому в его глазах появился странный огонек, словно наконец-то ему удалось добраться до той вишенки на торте и насладиться ее вкусом, словно долго ждал и только об этом мечтал, словно самым заветным желанием в его жизни был именно я.
Перед самым окончанием Коновалов начал тихо порыкивать, движения стали порывистыми, мышцы заметно напряглись, и вот упругая струя толчками полилась мне в рот. Мужчина отстранился и задвигал рукой, при этом продолжая держать меня за волосы и наблюдать, как сперма ложится на язык. Усевшись на задницу посреди комнаты, я затуманенным взором смотрел на Романа и ждал, когда он кончит, а затем сомкнул губы. Он часто дышал, наконец отпустил меня и сделал шаг назад.
– В ванной выплюнь, – кивнул он в сторону двери, и я рванул с места.
Словно в тумане и, кажется, пошатываясь, побежал в указанную сторону, натыкаясь по пути на дверные косяки и углы. На счастье, сразу нашел выключатель и склонился над умывальником. Включив воду, наполнил рот и прополоскал, хотя не могу сказать, что вкус его спермы оказался настолько неприятным. Скорее наоборот. И именно от осознания этого мне стало совсем плохо.
Яйца сводило от возбуждения до боли и тянуло низ живота. Хотелось немедленно спустить и расслабиться. От минета огромному мужику я потек, как какая-то дворовая сука, а наглый породистый кобель в это время довольно потягивался и одевался в гостиной. Мне было противно от самого себя, потому что я чувствовал неправильность в привычных рамках, потому что сама мысль о произошедшем казалась безумной, потому что всю жизнь считал себя нормальным, но оказалось, это далеко не так.
Уперевшись руками о край умывальника, я смотрел на струю холодной воды и боялся поднять голову, увидеть свое отражение в зеркале. Губы заметно припухли и покалывали после минета, во рту царил привкус плоти Коновалова… Романа, нарушившего мое душевное равновесие своим появлением и сумевшего пошатнуть мой устоявшийся мир. В голове стоял странный гул, а в душе царил полный раздрай. Детское желание закрыться в ванной и спрятаться от всего мира, обнять себя и разреветься боролось с более взрослым: гордо поднять голову и потребовать выполнения оговоренных условий. Но откуда теперь взяться гордости, когда я сам не позволил ей проклюнуться.