Свет гасили только через час, но Сэмюэл уже забрался в постель. Прочел три раздела в учебнике географии, хотя сдавать их предстояло лишь в понедельник, проверил данные в журнале лабораторных работ по химии, мысленно производя подсчеты и отмечая галочкой проверенные результаты. Учебник латыни он оставил на полочке возле кровати, прикидывая, словно назло себе, долго ли будут искать замену старику и сильно ли старик мучился перед смертью.
— Фиппси! Эй!
Джайлз тряс его за плечо. До завтрака было далеко, но все мальчишки уже повскакали.
— Джевинс перекинулся! Только что его потащили вниз! У двери — «скорая»! Беннет, баба, ревет и ревет! Ну же, вставай!
Сэмюэл подбежал к окну, протиснулся между высокими мальчиками, чтобы разглядеть получше. Сирена и мигалка выключены. Машина «скорой помощи» кажется брошенной среди пустой, засыпанной гравием парковки, дверцы сзади распахнуты, включены фары дальнего света, хотя над краем футбольной площадки уже поднимается солнце.
— Самое время, — пропищал кроха-второклассник, — Он же был совсем старый.
— Помоложе штучки твоей матери, Кришорн!
Воцарилось молчание, двое мужчин в голубых куртках и брюках вынесли из-под козырька подъезда носилки, длинный бесформенный бугор прикрыт простыней, тело чересчур широко в плечах, руки выступают по бокам, кисти высунулись наружу. Слышно, как в углу всхлипывает Беннет. Санитар, шедший впереди, поднялся в фургон и втянул за собой носилки.
— Никаких deus ex machina [
На завтраке директор поднялся из-за своего стола: он-де должен сообщить ученикам печальное известие. Накануне вечером мистер Джевинс скончался от инфаркта.
— Он сорок два года проработал в этой школе. Лучшего преподавателя латыни я не видел. — Кто-то хихикнул, но директор с ударением продолжал: — И чтобы никаких сплетен по этому поводу: сегодня утром миссис Пеббли нашла мистера Джевинса в его комнате. Он так и не проснулся. В понедельник, в четыре часа, заупокойная служба в часовне. Ваши родители извещены. Полагаю, из уважения к памяти мистера Джевинса нам следует закончить завтрак в молчании. — И с этими словами директор уселся.
Днем Сэмюэл смотрел или пытался смотреть, как Джайлз с немногочисленными приятелями играет во французский крикет возле спортзала, но взгляд его невольно поднимался вверх, к скоплению белых облаков. Носилки, чистая белая простыня, раскрытые ладони. Какая-то часть его разума — а он и не ведал прежде о ее активности — теперь застыла неподвижно. Крошечный шарик в середине мозга перестал вращаться. Это было страшно. А он-то думал, страх активен и скор, толкает, гонит тебя…
Наверху, в спальне (это было утром, после завтрака), Сэмюэл еще думал с надеждой, что имеется какое-то объяснение, какой-то случайный разговор между учителями, который он, сам того не заметив, подслушал, какая-то фраза на ужине — вот откуда взялось его
Едва заметное движение туч по небу словно подтверждало обнаруженную аномалию, и быстрый бег одноклассников по игровой площадке — то же судорожное биение насекомых о стекло чердачного окна. Сидя на краю площадки, Сэмюэл острее прежнего мечтал оказался рядом с Тревором, болтаться в комнате брата, смотреть, как тот возится с компьютером, болтает без умолку о компьютере, только о компьютере, и чтоб книги, выписанные по почте, лежали рядом, брат и половины его слов не слышит, но кивает поощрительно. Тревору никогда не нравилось в школе, друзьями он так и не обзавелся. Там, рядом с Тревором, он будет в безопасности.
В понедельник, без десяти четыре отцовский «пежо» въехал на парковку. Сэмюэл выскочил навстречу, словно несколько лет провел взаперти, в молчании. Подлетел к машине. Едва мать в черном платье, с сумочкой на ремешке выбралась с пассажирского сиденья, он уже кричал:
— Мама, я знал, знал раньше всех, прежде чем нам сказали, я уже знал, что придется искать другого учителя, как раз в тот момент, когда это случилось, сразу после семи, я знал, что он умер, раньше всех!
И он разрыдался, уткнувшись лицом в грудь матери, обеими руками уцепившись за нее. Мать ласково погладила сына по спине, обхватила руками его затылок.
— Все в порядке, дорогой, все хорошо.