Ты же ведьма!

Поцелуи. Сейчас в них уже не было нежности. Дикость. Страсть. Мы были голодными, жадными друг до друга. До прикосновений.

Эрриан оторвался на миг. Лишь затем, чтобы поцеловать вновь. И еще раз. И еще. Уже шею, спуститься к ключицам. А я, откинув голову, жадно вбирала его прикосновения, дышала ими.

Я ощущала бешеный стук сердца, зашкаливающий пульс, что набатом грохотал в ушах. Казалось, моя кровь вот-вот закипит. Эрриан обжигал. Воспламенял. Сводил с ума.

Мои плащ и платье, его рубашка и штаны, шурша, упали на пол. Скрипнула кровать, принимая вес наших тел. А моя рука легла Эрриану на спину. Прошлась по ложбинке позвоночника. Разгоряченный. Мощный. Твердый, как сталь, в своих намерениях. И я, податливая, словно ртуть, в его руках.

Тяжесть тренированного мужского тела вжала меня в простыни. Я ощущала ее и наслаждалась ею. И пила эту звездную кристальную ночь. Время наших с Эррианом откровений, признаний, для которых не нужны слова. Мы говорили телами, признавались в любви и отдавали себя друг другу без остатка.

Мои пальцы скользили по его спине, чувствуя, как под ними перекатываются жгуты мышц. Мой висок опаляло хриплое дыхание темного. Да и мне самой не хватало воздуха в этом диком водовороте. Наша страсть, ярость, отчаяние, надежда, несдержанность и желание насытиться друг другом сводили с ума. Мы были на грани, балансируя и не боясь сорваться. Потому что знали — лишь в падении будем по-настоящему живы.

Возбуждение. Его. Мое. Оно, рожденное из прикосновений, близости тел и душ, было упоительным. Ладонь темного легла на мое бедро, скользнула ниже, еще ниже. Вызывая волну насаждения. Вырывая из груди стон, заставляя дрожать.

— Ты. Первый, — смежив веки, выдохнула я.

Признание, которое заставило Эрриана на миг замереть.

А когда распахнула глаза, то увидела взгляд, в котором плясало бешеное пламя. Горячее дикое пламя… И упоительная нежность прикосновений. Он приручал меня, давал возможность привыкнуть. Но мне хотелось больше. Быстрее. Мне хотелось его всего.

Кто первый из нас сорвался? Не знаю. Не знаю и не хочу знать. Когда холод ночи превращается в пожар, когда не слышишь звуков, не видишь ничего вокруг, только его. Какая, к демонам, разница?

Браслеты на его руках раскалились, но никто из нас не заметил этого.

Его толчки в моем теле. Его губы на моей коже, мои отметины, располосовавшие его спину, и удовольствие, накрывшее волной, которая крутила нас, переворачивая, меняя небо и землю местами, даря фейерверк ощущений, ярких красок, острых, оголенных чувств.

Мы не просто хотели обладать друг другом. Это было нам жизненно необходимо. Мы не сдерживались. Поцелуи-укусы. Отметины, которыми мы клеймили друг друга. Толчки тела, вбивающегося в тело. Он — мой. Я — его. Мы — одно целое.

— Я хочу, чтобы ты кричала для меня. — Это были последние слова, которые я запомнила, прежде чем забыться, утонуть в удовольствии, которое дарил темный.

И я кричала до хрипоты. Выгибалась, подаваясь ему навстречу. Мы сливались, чтобы умереть и родиться вновь. Это была наша звездная ночь. Темная, холодная, зимняя. Наша.

И мы лежали на сбитом белье обессиленные, изможденные, покрытые испариной, с гулко стучащими сердцами и… сумасшедшие от счастья. Моя рука покоилась в руке Эрриана, а я вся — на его теле. Потому как темный оказался не только собственником, но еще и — страшно подумать — бережливым собственником, который заботился о здоровье одной ведьмы. Он заявил, что постель холодная и я могу замерзнуть. А он — теплый. На нем замерзнуть труднее. А я, укрытая сверху плащом, не возражала.

— Магда, — внимательно глядя мне в глаза, начал лунный, — ты как-то заметила, что темные не признаются в любви. Это так. Потому что телом мы можем любить многих, но душою — никого. Потому и сильны.

Мое сердце при этих словах пропустило удар. А потом захотелось вскочить. Но Эрриан словно почувствовал это и крепче обхватил меня, не дав дернуться.

— Но сегодня в трактире, когда в тебя полетел клинок, я вдруг понял, насколько мне дорога одна светлая ведьма. Стоило только встретить ее, и все… Другие девушки перестали для меня существовать. Сегодня, когда я взял твои руки в свои, я осознал, что отныне с темными лэриссами мне будет скучно, со светлыми — смертельно скучно. Ты — моя, мой билет в один конец. Потому что светлая ведьма — это любовь. Демонически сложная, с поехавшей крышей и взбесившимся даром, что бурлит внутри, но любовь. Ты моя единственная, и другой мне не на…

Это были самые потрясающие слова, которые я когда-либо слышала. Но вот дослушать… Кровать. Моя старенькая кровать, ножки которой были подъедены древоточцами, не вынесла бремени любви одной светлой целительницы и темного мага.

Они подломились. Все четыре сразу. И мы надгробной плитой рухнули на пол. На миг мне показалось, что еще немного — и это падение из случайного превратится в эпическое, когда проломится пол и мы окажемся на первом этаже. А утром горожане придут разбирать обломки и…