Ты жена мне, помнишь?

– Нет уж. Пока не встретим свидетелей, никаких «сама», – с серьёзным видом качает он головой. Но дрожащие уголки губ выдают едва сдерживаемую улыбку. – Рассказала, что на руках ношу, вот и молчи теперь.

Хм. Чтобы были свидетели, нам нужно, как минимум, миновать эту галерею. Тут и в обычное время мало кто ходит, а сейчас почти все слуги заняты обслуживанием высоких гостей,  

– Ладно. Мне-то что? – хмыкаю, расслабленно кладя голову ему на плечо. – Не я же надрываюсь.

– Как благородный рыцарь из столь любимых тобою лирических сказаний, я сейчас, наверное, должен уверить свою прекрасную даму, что она ничего не весит и легче пёрышка, – уже откровенно усмехается Федерик. Насмешничает. 

– И что? Не уверишь? – подначиваю его.

Даже интересно, что скажет. Доставшееся мне от Анны тело грех назвать некрасивым. Молодое, тонкое, упругое. И лишнего веса на нём нет ни грамма. Наоборот мышцы не мешало бы немного проработать и нарастить, а то слишком уж хрупкая-нежная. Зато грудь и попа то, что надо.

В ответ меня демонстративно пару раз встряхивают, словно вес определяя.

– Ну-у-у, тощая, да. Надо бы тебя откормить немного, а то ночью костями гремишь, – выдаёт авторитетное мнение муж.

– Что? – вскидываюсь возмущённо. – То-то ты так и норовишь меня к себе подгрести. И ощупать всё, что под руку попадается.  

– Правильно, чтобы не рыпалась и не гремела, – кивает серьёзно.

– Ну знаешь… – прищуриваюсь я. И тут обрываю себя на полуслове.

Галерея уже почти осталась позади и за распахнутой настежь дверью коридор радиально расходится в две стороны. Слева находится детская половина, где живут близняшки и их гувернантка, а если идти направо, то довольно быстро выйдешь к большой балюстраде над центральной лестницей. И вот именно оттуда сейчас доносится гневный голос короля. Этот индюк венценосный опять на кого-то наезжает. Только бы не на девочек.

Федерик слышит то же, что и я, поэтому ускоряет шаг. И уже через пару минут нам открывается удручающая картина. Ярящийся и пенящийся монарх громко отчитывает поникшую и бледную, как зомби, данну Элисию, а рядом с ней и спиной к нам, сжав кулаки, воинственно застыла Эмелин. Кажется, ещё чуть-чуть и бросится на него, защищая свою наставницу. Ну и один из охранников в сторонке мнётся, явно не зная, как поступить в этом случае. Король же изволят гневаться. 

– Думала, что я не узнаю тебя, паршивка? Или что может забыл те преступления против короны, которые совершил твой отец? – рявкает его величество, грозно наступая на несчастную девушку. – Что ты здесь забыла в Анжероне? Обманом попала, чтобы растлевать принцесс рода Арганди? Или в сговоре с моим сыном? Говори сейчас же!

– Я просто учу девочек наукам и этикету, ваше величество, – помертвевшим голосом ровно произносит Элисия. – Не состою ни в каких сговорах. И никоим образом не растлеваю ничьи умы.

Федерик осторожно ставит меня на ноги, явно намереваясь вмешаться. Да и я спешу следом. И Элисию жалко, и Эмелин надо бы остановить, чтобы не навлекла грозу уже на себя.

– Врёшь, мерзавка! Все вы Гердери одинаковые, мерзкие заговорщики и предатели, – шипит Гельмут. – Я сейчас же прикажу Федерику выгнать тебя вон, чтобы ноги твоей не было в этом замке. Зря пощадил вас тогда, соплюх мелких.

Ох ты ж боже мой, как он любит всем приказывать. И что значит «зря пощадил соплюх»? Он жалеет, что не казнил чьих-то детей? Боже, ну и тварь!

– Данна Элисия не мерзавка! – не выдерживает Эмелин. – Она хорошая. И самая лучшая гувернантка из всех, которые у нас были. Я буду просить папу, чтобы он не выгонял данну.

Король аж белеет от ярости.

– Не надо Эмелин, не зли своего дедушку ещё больше, – сжимает её плечо Элисия. И поднимает взгляд на монарха. – Всех нас больше нет, ваше величество, – с горечью вскидывает голову. – Вы казнили почти всех Гердери. И можете не утруждаться. Я сама сейчас уйду.

– Стоять! – по-военному гаркает Федерик, заставив данну вздрогнуть от неожиданности и замереть, а короля удивлённо повернуть в нашу сторону голову. – Что здесь происходит?

– Папа! – разворачивается к нам Эмелин. Бросается к отцу, заламывая руки. Бледная, покрасневшие глаза горят. – Не выгоняй данну, пожалуйста. Она, правда, хорошая и ничему плохому нас не учит.

– Я разберусь, малыш. Побудь пока с Анной, – погладив её по щеке, Федерик идёт к отцу и поникшей гувернантке.

А я притягиваю расстроенную малышку к себе. Она на пару секунд замирает настороженно, будто по привычке. А потом, шмыгнув носом, прижимается ко мне всем телом, ища утешения.

– Всё будет хорошо, солнышко, – шепчу, склонившись к русой макушке, успокаивающе гладя тонкие плечи, – Ты же знаешь, что твой отец справедливый и благородный. Он сам решает, что правильно, а не слушает других.

– Это я у тебя хотел спросить, что происходит, Федерик? – недобро прищуривается король. – Почему твоих дочерей обучает дочь предателя и заговорщика барона Гердори?