Ты знала

На коробке образовался слой пыли. Внутри лежали вещи, оставшиеся от Сэма: ползунки, одеяльца, пижамки, несколько любимых игрушек. Кролик Бенни. Я поставила коробку в ногах кровати и приступила к обряду. Включила ночник. Намазала руки лавандовым лосьоном, который обычно использовала после купания. На дне коробки лежал аппарат для создания белого шума «океанские волны». Я поставила его на тумбочку.

Я закрыла глаза и попыталась вспомнить в точности, что находится в коробке. Мягкий светло-зеленый комбинезон – подарок твоей матери. Пижамы, такие же как у Вайолет. Муслиновое одеяльце с сердечками. Крошечные красные носочки. Фланелевая больничная пеленка. Я могла перечислить все вещи до единой, могу и сейчас. Все нестираное. В каждой тряпочке сохранился его запах.

Я позволяла себе этот обряд всего несколько раз после смерти Сэма. Приберегала на случай крайней необходимости.

Я поднесла каждый предмет к лицу и вдохнула что есть силы, впитывая воспоминания. Сэм играет с кастрюлями на кухонном полу, пока я готовлю овсянку, теребит мокрое полотенце в ванной, прижимается ко мне в ожидании сказки, голый и счастливый. Я с тоской и нежностью смотрела маленькие немые фильмы про Сэма. Не важно, что воспоминания не отличались точностью и в действительности все происходило не совсем так, как в моих мыслях; мне необходимо было увидеть, почувствовать сына, прикасаясь к его вещам. Если как следует сосредоточиться, задержать дыхание и слегка прикрыть глаза в импровизированной медитации, Сэм оказывался рядом со мной и я вновь чувствовала себя живым человеком.

Закончив перебирать его вещи, я выбрала самую заношенную пижаму, протертую на коленях от ползанья за Вайолет и закапанную черничным вареньем, вязаное одеяльце из колыбельки и кролика Бенни. Раньше я безошибочно находила моего сына в теплой шерсти, дышала им, наполняя мозг запахом, словно обезболивающим, а теперь запах Сэма почти выветрился, игрушка порядком отсырела и истрепалась. Пятно крови на хвостике превратилось в бурую коросту.

Я прихватила неиспользованный подгузник и разложила все на постели, как полагается: подгузник внутри пижамы, снизу одеяло, кролика Бенни – у шеи, потом взяла его на руки, стала укачивать, целовать, вдыхать родной запах, покачиваясь в такт шуму волн и напевая колыбельную, которую всегда ему пела. Я качала его, качала, а когда он обмяк и потяжелел, когда его дыхание стало глубоким и ровным, осторожно легла с ним в постель, стараясь не разбудить. Я передвинула подушки, устроилась поудобнее и уснула с Сэмом на руках.

Утром я аккуратно убрала все в коробку и отнесла ее в подвал. Вернувшись на кухню, поставила чайник, подняла жалюзи и приготовилась прожить еще один день. Одна.

Глава 67

Папа сказал, что в воскресенье отвезет меня к маме на ланч. Я была в шоке. Мы больше двух лет о ней не говорили, после встречи в ресторане я ее больше не видела, а неделю назад она позвонила и пригласила меня в гости. Судя по папиному тону, возможность отказаться даже не рассматривалась. Впрочем, мне хотелось пойти несмотря на то, что мама нас бросила, – было любопытно, как она живет. Папе, наверное, тоже.

Мама открыла дверь, глянула поверх моей головы на парковку, высматривая папу, проводила взглядом удаляющийся автомобиль и только после этого обратила внимание на меня. Ради нее я заплела волосы не так, как обычно, – в две длинные косы. Мое лицо было покрыто свежими веснушками из-за августовского солнца.

– Рада тебя видеть, – произнесла она, будто мы случайно столкнулись в магазине.

Я проследовала за ней. Ее дом, снаружи весьма скромный, был наполнен предметами роскоши; никогда не видела ничего подобного даже у Эллингтонов. На столах – красивые скатерти, на полках – стеклянные статуэтки, на стенах – картины, освещенные специальными лампами. Все вокруг выглядело ненастоящим, как в театре; казалось, вот-вот появятся актеры. Ричард громко позвал нас; мама потащила меня в кухню. Он вручил мне темно-розовый напиток в изящном бокале.

– Вот, сделал тебе «Ширли Темпл».

Они оба смотрели, как я пью.

– Это Ричард. Ричард, это Блайт. – Мама уселась за стол и обвела взглядом свою великолепную кухню, побуждая меня сделать то же самое. Все с виду новехонькое, ни разу не использованное. Возможно, так и было. – Я заказала нам сэндвичи.

– Спасибо, – ответила я.

Ричард взглянул сперва на меня, потом на маму. Она приподняла брови, словно говоря: Ну, ты доволен?

Он задал мне несколько вопросов о том, как начался учебный год, заявил, что ему нравится мое имя, и вышел позвонить. Мама освободила коробку с сэндвичами из пленки и осведомилась, чем я занималась. Последние три года или на выходных? – чуть не спросила я. Было ясно – мы обе притворяемся. Весь этот дом – одно сплошное притворство. Как и мамина жизнь, которую она зачем-то решила мне продемонстрировать. Она потянулась через кухонный стол за ножом и посадила на блузку пятно майонеза.

– Вот дерьмо, – пробормотала она и потерла пятно полотенцем. – В первый раз ее надела.