Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд

Было так холодно, что я боялась за жизнь дочери. Я прижимала ее к себе, запрятав малышку глубже под пальто. Слава Богу, я была одета! Наконец, я нагнала Милую-Походку, Перо-на-Макушке и Тихоню, а потом мы нашли Марту; она была полуголой и передвигалась на корточках, словно обезьянка, прижимая к груди сына дрожащими руками. Ребенок уже посинел от холода. Я подошла к ней, взяла у нее малыша и убрала под свое пальто. Он был ледяным. Сама Марта от холода дрожала так, что не могла говорить. Я накинула на нее свою шубу и передала Рэн и ребенка Марты Перу-на-Макушке.

– Прижми ее покрепче, – сказала я.

Я вынула нож из-за пояса Тихони, и мы сумели поймать одну из пробегавших мимо лошадей. Я забралась ей на спину, а Тихоня стала успокаивать ее. Лошадь пыталась лягаться, но ноги ее разъезжались по снегу, а я тем временем прижалась к лошадиной шее и быстро полоснула ножом по горлу. Кровь хлынула из раны, и лошадь, издав стон, рухнула на колени. Я соскочила с нее прежде, чем она завалилась на бок, и увидела, как по снегу растекается кровавое пятно. Лошадь лежала на боку, тяжело дыша, и выражение ужаса в ее глазах угасало вместе с жизнью. Я вспорола ей живот; когда дымящиеся внутренности вывалились на снег, лошадь сделала последнюю попытку подняться, но не смогла и упала бездвижно. Я взяла сына Марты и засунула в горячие лошадиные внутренности.

– Спасибо, – прошептала я. – Спасибо, матушка.

Мы с Пером-на-Макушке взяли Марту под руки и помогли ей засунуть ноги в лошадиные внутренности, и вскоре она перестала дрожать и смогла говорить.

– Господи, Мэй, – сказала она, – да ты ранена! Тебе выстрелили в спину…

Теперь я поняла, что сбило меня с ног, и отстегнула со спины тетрадь; должно быть, она задержала пулю, которая застряла у меня между лопаток.

– О, Мэй, – сказала Марта и начала плакать. – Тебя ранили. Господи Боже!

– Перестань, Марта, – оборвала я ее. – Нужно найти укрытие и развести огонь.

– Нечем, – простонала Марта. – Нечем разводить! Мы все умрем на скалах. Ох, Боже мой, Мэй, тебя застрелили! Наши детки, детки наши…

И она снова ударилась в слезы.

– Зато с твоим сыном все хорошо, – сказала я. – Погляди, как маленький Колтун кутается в лошадиные кишки!

И правда – малыш был весь в крови, словно заново рожденный из какого-то немыслимого чрева. Но его кожа обретала здоровый цвет, и он истошно вопил.

– Посмотри, сколько в нем силы! – сказала я. – Он сохранит тепло еще несколько часов. А нам надо найти укрытие.

Мои руки совсем онемели от холода, пальцы дрожат… Я пишу эти последние строчки, сидя в расщелине… Мы не сумели разжечь костра… мы замерзнем насмерть… дыхание дается мне с трудом и болью… на губах пузырится кровь.

Внизу догорает деревня, и я слышу треск огня, бледнеющего в свете наступающего дня. Как жаль, что до нас не доходит его тепло. Когда огонь догорит, останется только сажа, и головешки, и обгоревшие трупы. Среди них должны быть и наши друзья, и их дети… Господи, прости нас всех… Прости все человечество…

Нам отсюда видно, как по лагерю среди развалин снуют собаки, надеясь чем-нибудь поживиться. В холодном утреннем воздухе разносится запах горелого мяса, пороха, жженых шкур, горелой плоти. Там еще находятся десятки солдат, так что мы не можем спуститься и раздобыть что-то съестное, даже, как эти собаки, согреться у огня, закутавшись в накидку.

Солдаты продолжают сваливать в кучи наши последние пожитки, поверх наваливают мертвые тела и поджигают… Погребальные костры горят холодным трепещущим пламенем и быстро догорают, оставляя лишь обугленные останки.

Время от времени с холмов раздаются отдельные выстрелы… Это наши воины, но они плохо вооружены и у них мало патронов.

– Храбрая моя девочка, Мэй, – говорит Марта, и ее зубы снова стучат от холода. – Моя храбрая подруга, ты продолжаешь вести дневник, и там все живы, как прежде… Я так тебя люблю, подруженька моя!

– А я – тебя, Марта.

– Это конец, да? – спрашивает она дрожащим голосом. – Конец всему. И ради чего?

– Ради этих детей, – отвечаю я. – Наши дети должны жить. Они – все, что от нас останется, и этого довольно.

– Давай уже спустимся вниз, – говорит Марта, – и сдадимся солдатам. Когда они увидят, что мы белые женщины, они возьмут нас к себе.

– Они убивали нас без разбору, Марта, – говорю я, – и белых, и индейцев. Но возможно, они уже насытились смертью. Ты иди, если хочешь. Иди, подружка, со своим сыном. Объясни солдатам, кто ты такая, и моли их о пощаде.

– Я найду капитана Бёрка, – говорит Марта. – Я приведу его сюда. Он нам поможет. Подожди меня здесь, Мэй.