Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд

Я забрала с собой мои драгоценные тетрадки и солидный запас карандашей, которыми меня снабдил капитан Бёрк, мудро рассудив, что там, куда мы направляемся, чернил будет не достать. Также он подарил мне свой любимый томик Шекспира, чтобы я взяла его в дикие края. Зная, что он для него значил, я пыталась отказаться, но капитан настоял. Мы оба плакали, Гарри, он и я, плакали и обнимались – роскошь, в которой нам с тобой было отказано.

И вот мое последнее признание, Гарри, – тебе, моей первой любви, отцу моих детей, где бы ты ни был, что бы с тобой ни стало – с тобой, кому я была верна до вчерашней ночи… Да, мы с капитаном поддались страсти, наши чувства были так сильны, что мы не смогли, да я и не захотели им сопротивляться – о, что за странная участь, Гарри, связываться с неподходящими мужчинами: с фабричным бригадиром, помолвленным капитаном армии, да еще католиком, и вот теперь – с вождем дикарей! Господи, может, я и вправду сумасшедшая?

В отчаянной одиннадцатичасовой попытке отсрочить неизбежное, поспешно собранный комитет из наших женщин призвал полковника Кларка и попросил изыскать позволения провести еще одну ночь в лагере. Нервы у всех были на пределе, и я стала опасаться массового дезертирства. Капитан, в свою очередь, передал просьбу Маленькому Волку и нескольким уважаемым индейцам, с которыми он совещался. После чего великий вождь объявил решение: лошадей, согласно предварительному договору, уже пригнали, и теперь мы должны ехать с ними. Оставалось достаточно времени, чтобы мы успели добраться до стоянки до темноты. Полковник Брэдли пояснил, что если он не отпустит нас с ними, как было условлено, шайенны могут решить, что мы не держим слово. И, следовательно, неизбежно возникнут неприятности. Поскольку наше сомнительное предприятие и задумывалось, чтобы избежать дальнейших конфликтов с краснокожими, полковник с сожалением вынужден отказать нам в просьбе провести еще одну ночь в цивилизованных условиях. Собственно, мы ведь сами на это шли, не так ли?

В последнюю минуту к нам присоединился преподобный Хейр – тучный священник-епископат, днем раньше прибывший из Форт-Феттермана, чтобы сопровождать нас к дикарям. Вид у него самый необычный – весу в нем было килограммов за сто, и он был лыс, как бильярдный шар. В белых одеждах священнослужителя преподобный смахивал на гигантского спеленутого младенца. Ехал он на таком же гигантском белом муле – несчастный аж стонал под тяжестью его преподобия.