Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд

Капитан Бёрк только покачал головой при появлении епископата и пробормотал под нос что-то вроде «и горазды же трескать эти протестанты». Очевидно, капитан знал о том, как преподобный пытался обратить индейцев на путь истинной веры, и тайком сетовал, что политика правительства по замирению индейцев предполагала грызню церковников за каждую языческую душу, точно псов за сахарную косточку. В полном соответствии с этим самым планом Белые Одежды, как окрестили миссионеров-епископатов краснокожие, был послан Церковью, чтобы принять язычников в ее лоно, пока этого не сделали Черные Одежды, то есть католики. Первым же утверждением, которое сделал обширный слуга Божий перед полковником Брэдли и капитаном Бёрком, стало: лучше дикари останутся язычниками, чем перейдут в католичество, – что, поверь, было вовсе не по душе моему капитану.

Тем не менее нам сообщили, что преподобный Хейр несколько лет прожил среди дикарей и сносно владеет местными языками, в том числе наречием шайеннов. Так что к нашей странной компании ягниц, ведомых на заклание, приставили еще переводчика и духовного наставника.

Именно так – словно нас ведут на заклание – чувствовали мы себя, выезжая из Кэмпа-Робинсон к будущим мужьям. Кто-то из женщин разразился рыданиями, точно это была не свадебная процессия, а похоронная. Я же старалась сохранять спокойствие – несмотря на пессимизм капитана Бёрка, я поклялась относиться к нашей авантюре с оптимизмом и перво-наперво думать о том, что это не навсегда, что мы своего рода солдаты и у нас долг перед страной, так что остается, по крайней мере, надеяться, что мы вернемся домой. Но самая сокровенная мысль, Гарри, – о наших дорогих детках; я навсегда поселю в своей груди мечту вернуться к ним живой и невредимой, и эта мечта хранит меня и придает сил. Я пыталась внушить эту утешительную мысль другим – приободрить их, уверяя, что совсем скоро мы вернемся в лоно цивилизации – и, наконец, будем свободны.