Тысяча дней в Тоскане. Приключение с горчинкой

Праздничное настроение растекалось среди лоз вместе с vinaiolo,распределявшим участки и показывавшим немногочисленным новичкам, как надо работать. Мне невольно вспомнился сбор винограда в Калифорнии. Управляющий и винодел суетливо носились по винограднику, то кивая, то покачивая головами, трогая и обнюхивая ягоды, записывая что-то в блокнотах, и временами стремглав неслись с гроздью в лабораторию, чтобы провести тест. Собирать ли сегодня или отложить до завтра, дожидаясь большей концентрации фруктового сахара? Здесь все по-другому: когда луна идет на убыль, когда виноградины наливаются и чернеют, покрываются густым белым налетом и просыхают от росы — остатки влаги могут разбавить чистый сок, — vinaioloотламывает гроздь, обтирает пару ягод о рукав рубашки, забрасывает их в рот, жует, глотает, улыбается и говорит: «Vendemmiamo,собираем».

Работа началась, но тут мне понадобилось в туалет. Две женщины в фартуках и ортопедических туфлях с обрезанными задниками засуетились, показали мне, куда идти, спросили потом, все ли хорошо. Я последней вошла в лиственную аллею между лозами. Одного моего партнера звали Антонио, ему было лет тридцать, и он отличался самодовольством, а второй, семидесятилетний Федерико, был учтив, как граф. Увидев, что я умею пользоваться секатором, легко удерживая изогнутые ручки в кулаке, что я ловко пробираюсь в гущу ветвей, обрезаю и сбрасываю гроздья в корзину, почти не отставая от них, они простили мне шляпку.

—  Non е la tua prima vendemmia,ты не первый раз на винограднике. Молодец, синьора!

Прошло меньше двух часов, а я уже купалась в поту и виноградном соке. Шатаясь, слабее младенца, я шагнула из влажной тени между лозами на беспощадное солнце.

Первая общая передышка. Едва ли мне прежде случалось так уставать. Ноги у меня подгибались, как у новорожденного жеребенка. Все тело ныло, но возбуждение и острота всех чувств немного напоминали ощущение после соития. Я поискала глазами Фернандо, который работал на другой стороне холма, разделявшего поля. Вот и он, машет, подзывая меня к себе. Лозы так прекрасны, что я поддаюсь искушению пройти, прихрамывая, между рядами, а не по песчаной дорожке вокруг. Среди сочных зеленых листьев здесь и там виднелось тусклое золото высушенных солнцем и скукожившихся листков. Примета осени. Мы подошли к остальным, обступившим бачки минеральной воды без льда, поставленные в тени двух старых дубов. Тут же стояли бочонки вина. Воду никто не пил, разве что в рот случайно попадали несколько капель, когда они поливали себе головы, руки, плечи. Они купались в воде и пили вино — очень разумно. Я последовала их примеру. Рядом оказалась полная корзинка panini,толстых ломтей хлеба с прошутто или с мортаделлой — я жадно ела, а Федерико налил мне в стакан вина. Я осушила стакан как истинное дитя Этрурии. Меня качнуло.

У меня хватило сил вернуться к работе, сгибать и обрезать, пока не послышались звуки аккордеона и поющих голосов. Я решила, что брежу от солнца, и ждала, что приятная галлюцинация отступит, но тут Антонио объявил:

—  Е ora di pranzo,пора обедать.

Какое счастье — обед и серенада! Янашла Фернандо. Он шлепнулся наземь под лозами, где застал его перерыв на обед. Смеясь, он заявил, что здесь и останется навсегда. Мы вслед за остальными подтянулись к тем же дубам, забрались поглубже в тень, где были накрыты длинные узкие столы. На голубых и зеленых скатертях расположились огромные круглые хлебы, миски с салатом панцанелла, головки сыра пекорино и цельные колбасы финккъона— типично тосканские, большие, как обеденные тарелки, сдобренные диким фенхелем. В плоских корзинках лежали кростини, намазанные паштетом из куриной печени. Кто-то вскрыл еще одну большую оплетенную бутыль, и вот все выстраиваются в очередь, подставляя стаканы под пенистую струю. Сидя на плотно утоптанной земле вместе со всеми под синим небом и ярким солнцем, мы становились частью картины извечной деревенской жизни.

На дальней стороне холма женщины, приставив лесенки к фиговым деревьям, собирали плоды. Их сапфическая стайка представлялась живописным полотном. Их смех звучал, как звон разбитого стакана, упавшего на бархат. Они принесли нам в передниках инжир и мягко высыпали на стол. Я взяла одну фигу, горячую от солнца, раскусила, покатала медовый сок в еще влажном от вина рту. Поднесла одну Фернандо, и он съел ее целиком, зажмурив глаза. На полчаса все затихли, спали, подремывали. Аккордеонист пел один.

Vinaioloрасхаживал между рядами, повторяя:

—  Per oggi, basta, ragazzi, на сегодня хватит, ребята.