Тысяча дней в Венеции. Непредвиденный роман

— Его смерть отдается эхом в моей груди, — рассказывал Фернандо. — Только раз мы говорили с Уго о нашем доме: однажды ночью, когда ему было пятнадцать, а мне двенадцать. Мы были одни в комнате, лежали на кроватях в темноте и курили. Я спросил, правда ли это, и он ответил «да». С тех пор я ни с кем об этом не говорил.

— Расскажи мне об Уго, — попросила я. — Какой он был?

— Он был похож на тебя. Неугомонный, очарованный, он жил на острие мгновения. Он мог прожить целую жизнь за час. Все, что случалось с ним, было приключением. Я бы пошел куда угодно, чтобы встретиться с ним, когда он возвращался на несколько дней. Он привез двухместный автомобиль «Морган» с опускающимся верхом, опускал даже зимой и тогда надевал длинный белый шарф. Он хранил шампанское в сапоге, а в красном бархатном чехле два фужера от «Баккара». В день, когда у нас было первое свидание и мы отошли от причала, этот бокал из маленькой бархатной сумочки и серебряная фляжка с коньяком перевернули мое сердце.

Мы молчали, пока он не поднял голову и не посмотрел на меня. Тяжелый взгляд не принадлежал загадочному незнакомцу. Это был взгляд Фернандо.

Глава 11 АХ, МОЯ ДОРОГАЯ, ЗА ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ В ИТАЛИИ МОЖЕТ ИЗМЕНИТЬСЯ ВСЕ

Жить парой никогда не значит, что каждый получает поровну. Вы должны быть готовы давать больше, чем брать. Дело не в том, чтобы подстраиваться под кого-то или обедать вне дома чаще, чем дома, или устраивать массаж с маслом календулы именно сегодня вечером; есть периоды в жизни пары, когда они действуют как джентльмены удачи в ночное время. Один стоит на страже, часто в течение долгого времени, обеспечивая безоблачную жизнь, в которой другой ушел с головой в деятельность. Обычно это «что-нибудь» — яркое и полное колючек. Один погружается в тень, а другой наблюдает за луной. Я знала, что не должна целиком опираться на Фернандо. Расчеты, желания, неправильные глаголы — мое единственное понимание того, как он использовал свою энергию для очистки себя, для «прополки» собственной души, раскопок отсюда и до Китая. Ему было что делать, так что мир обеспечен. Как сильно я хотела, чтобы он любил меня, и так же сильно я хочу, чтобы он любил себя.

Думаю, что эта мысль ему не чужда. «Если хочешь дышать, нужно разбить все окна», — сказала Вирджиния Вулф о Джеймсе Джойсе. Я пыталась представить, что она сказала бы о Фернандо. Мне он напоминал раба с уздечкой между зубов, с двойным ятаганом, в развевающихся одеждах и с золотым колокольчиком, раба, несущегося по горячему песку прямо на французские фаланги.

— Давай пройдем через стены, — предложил он фигурально однажды утром.

— Можно попробовать воспользоваться дверями. — Я думала, он имел в виду, что хочет нормально дышать.

— Новая ванная комната, ха. Новая обстановка, ха. Все, что случилось раньше, не считается, — говорил он. — У меня была недорогая жизнь, которая никогда не была достойной и никогда не была моей собственной. Теперь я ощущаю себя евреем, готовым к исходу из Египта.

Боже мой! Почему ему всегда так трудно?

— Можешь ли ты поддержать меня? — хотел знать он, сверкая глазами. — Например, помнишь ли ты, что мы должны пожениться 22 октября?

Сейчас ранний сентябрь.

— Какого года? — поинтересовалась я.

Мы начали неуверенные маневры в Уфиццо стато цивиле, управлении гражданского состояния, на Лидо шесть недель назад. Пояса затянуты, сердца отважны, мы будем приспосабливаться к государственному обжорству, которое декларативно требует подчинения и открытости; мы будем работать со справками, свидетельскими показаниями, штампами и печатями. Мы получим лицензию на наш брак. Утром в одну из суббот мы нанесли визит в управление, и, едва мы взобрались по каменной лестнице в крошечный холл по соседству с помещениями карабинеров, я вообразила себя пилигримом, отправляющимся в путешествие через пугающую пустыню итальянской бюрократии. Вооруженная терпением и невозмутимостью, защищенная моим портфолио, полным бланков, оформленных уроженкой Палермо, проживающей в Сент-Луисе, со злостью, с повторениями, сильно вымазавшись чернильными печатями итальянского государства, я была близка к бегству. Остались только детали, как крошки от кекса, а мы, оказывается, стояли уже в очереди к секретарше. Фернандо советовал улыбаться и не пытаться что-то втолковать. Он говорил, что у бюрократии всегда найдется десяток оправданий для бездействия, и таким образом, я становлюсь смиренной, как святая Тереза. Секретарша сообщила нам, что директриса, конечно, занята, и спросила, почему мы не зарегистрировались по месту жительства. Фернандо уверял, что он обращался, оставлял телефонные сообщения и два лично доставленных заявления.