Тысяча эпох. Искупление

Он понятия не имел, зачем, уже подойдя к станции метро, развернулся и направился обратно к научному центру. Охранник в вестибюле только кивнул, коротко взглянув на него, и снова переключил свое внимание на планшет с какой-то незамысловатой игрой. Ван Цин поднялся к Юйлань, прекрасно зная, что ее уже нет на месте.

Что он здесь искал? Безапелляционное заявление Куан Ли, что он теперь будет участвовать в медитациях, обескуражило его. Да, он очень хотел помочь и ей, и сестре в их эксперименте, хоть и не верил в него, но тогда дело касалось только постановок, а не этих странных посиделок в тихой комнате, как он ее про себя называл.

Ван Цин мало чего боялся в этой жизни. Мама всегда переживала за него, говоря, что страх высоты, самолетов, пауков и прочие фобии хотя бы помогают человеку держаться подальше от чего-то опасного. В ее же сыне не было фобий, зато была тяга к приключениям. Ван Цин еще в университете начал заниматься паркуром, а потом переключился на собственные «эксперименты». Намеренно заблудиться в пещере и пытаться найти из нее выход – легко! Пробраться на заброшенное здание, находящееся в аварийном состоянии, – запросто! Его привлекало все неизведанное и запретное, а не отпугивало. Если люди говорили «нельзя», он делал все, чтобы доказать, что можно.

Но что изменилось теперь? В какой момент произошло то, что все эти медитации, длинноволосые парики и ханьфу перестали быть просто игрой? Он теперь что, и сам участник эксперимента, как Лун Ань?

Лун Ань. В глубине души Ван Цин очень хотел поговорить с ним. Он не признавался в этом и сам себе, но он пришел в научный центр в надежде застать именно его. Куан Ли сказала, что он часто задерживается здесь до ночи, а было еще не очень поздно.

В последний раз они виделись во время постановки, которая была прервана из-за А-Юна. Ребенок был напуган, и они с Лун Анем и Юйлань до вечера развлекали его играми и веселыми разговорами, чтобы успокоить, но время от времени бросали друг на друга встревоженные взгляды. Ответов на все свои вопросы они так и не получили.

В тот день Лун Ань словно раскрылся для него с другой стороны. Он по-прежнему оставался отстраненным и молчаливым, но малыш улыбался ему, когда перестал бояться и немного привык. Лун Ань тогда даже ушел, не сказав ни слова, и, когда Ван Цин решил, что он просто сбежал, вернулся с целым пакетом игрушек.

И именно он заметил синяки на спине мальчика. У Ван Цина внутри все дрожало от злости на того, кто мог сделать такое с маленьким ребенком. На теле А-Юна, кроме ручек и головы, живого места не было, словно его постоянно били. Фа Линь собирался вызвать полицию или службу защиты детей, но мальчик в какой-то момент сказал, что у него нет семьи, а в побоях он был виноват сам – за воровство на улице. Юйлань предложила повременить с обращением куда-либо, пока он немного не успокоится и не поправится. Его бы просто забрали в детский дом. Так что А-Юн пока жил у Фа Линя в «Тысяче эпох» под присмотром сотрудников. Там он хотя бы забывал о том, что с ним случилось, когда был окружен такими интересными вещами и декорациями. Ван Цин за эту неделю уже пару раз навещал его.

Погруженный во все эти мысли, Ван Цин медленно шел по этажу, разглядывая похожие друг на друга двери аудиторий и кабинетов. Он слышал только собственные шаги и размытый городской гул с улицы. Солнце уже почти село, и дома, дороги, деревья казались покрытыми тонким слоем ржавчины от его рыжего света, преломленного высокими зданиями.

Неожиданно Ван Цин заметил, что одна из дверей – самая последняя перед выходом на лестницу – приоткрыта. Он подошел ближе и заглянул внутрь. Сердце отчего-то забилось быстрее, когда он увидел того, кого искал.

Это был зал для лекций, в котором все ряды были сделаны на манер трибун. Лун Ань сидел за первым столом в самом низу с левой стороны от пустой кафедры. Из окна на него падал неяркий закатный свет, делавший мягкими и особенно красивыми черты его лица. В таком освещении его волосы слегка отливали бронзой. Ван Цин понял, что улыбается, глядя на него.

Он проскользнул внутрь, и Лун Ань сразу поднял голову, услышав его шаги. Перед ним лежали листы и несколько хорошо заточенных карандашей. Он рисовал?

– Привет, – сказал Ван Цин, подходя ближе.

Лун Ань кивнул. Ван Цин уже привык к его молчаливости, так что просто одним движением взгромоздился на стол, свесив ноги на внешнюю сторону ряда. Лун Ань еле заметно поджал губы, проследив за ним взглядом, но потом снова вернулся к прерванному занятию. Ван Цин с интересом склонил голову, чтобы посмотреть, что он рисует. Картинку он видел вверх ногами.

– Ого, ты рисуешь меня! – воскликнул Ван Цин. – Эм… то есть… другого меня. Кого я играю, – он рассмеялся и покачал головой. – А ты всегда работаешь простыми карандашами?

– Да, – отозвался Лун Ань, и его рука замерла над бумагой.

– А почему тогда меня обрядили именно в зеленое?

– Я сдаю подробное описание медитации. О цветах одежды и прочих деталях в том числе.

Ван Цин покачал ногами, глядя на свои кеды. Вздохнул.

– Мы с ним не очень похожи, да? – произнес он.