Тысяча и один день Никиты Сергеевича

Но это был и его козырь тоже; своим не очень богатым, но изощренным умом он понимал, что может использовать его против американцев, дать задний ход и этим обезоружить складывающуюся против него внутреннюю оппозицию, сохранить еще на какое-то время власть. И особняк, и многое другое.

Главное разыграть эту козырную карту первым.

…Остались позади заснеженные пики Гиндукуша, прорезанные темной лентой Хабберского перевала. Самолет черной птицей вошел в пухлое одеяло облаков, прикрывавших советскую землю. Первая цель разведки — осмотр Тюра-Там, позднее названного Байконуром, — отсюда запускались спутники и ракеты.

До сих пор все шло нормально, хотя полет откладывался со дня на день, над Россией стояла нелетная погода. На базе в Пешаваре, где ждал вылета У-2, уже начинали нервничать. Однако в ночь на 1 мая Фрэнсиса Гарри Пауэрса — бывшего пилота американских ВВС, а теперь наемного летчика ЦРУ — подняли из гамака и он наскоро позавтракал яичницей с беконом. Теперь ему предстояло поститься тринадцать часов — время перелета через территорию СССР в Норвегию, где его ждут.

Разрешение из Вашингтона на вылет поступило в 6 часов 27 минут по местному времени…

…В Соединенных Штатах была глубокая ночь, и президент Дуайт Эйзенхауэр спал в своей загородной резиденции, расположенной в горной долине на отрогах Аппалачских гор. В этом, 1960 году истекал второй срок его пребывания в Белом доме. Он вошел в него, окруженный ореолом полководца, поставившего на колени Германию Гитлера. И хотел выйти из него, увенчанный лаврами миротворца, начавшего процесс разоружения и потепления международного климата. Скоро он должен отправиться с визитом в Москву, где закрепит вместе с Хрущевым договоренности, достигнутые в Кэмп-Дэвиде. Совесть его была спокойна, и сон крепок.

…Никита Сергеевич Хрущев с приемной дочерью Юлией ехал в это время на Красную площадь на первомайский парад. За завтраком он ругал американцев, обещал показать Эйзенхауэру кузькину мать, но сейчас успокоился, всю дорогу молчал, уйдя в себя. Он уже принял решение. Визиту американского президента в Москву не быть. А жаль, еще совсем недавно все складывалось так удачно.

Мысли перенесли его в недавнее прошлое…

НА ПЛЯЖЕ

Август 1959 года, Южный берег Крыма. Синее бездонное небо. Море тихо катит свои зеленоватые волны. И огромный пляж, на котором ни души. Только письменный стол под парусиновым тентом. На столе несколько телефонных аппаратов: «вертушки», ВЧ, обыкновенные. А за столом, в плетеном кресле, маленький толстый человек в черных сатиновых до колен трусах, над которыми свисает неуклюжий живот.

Отсюда он руководит огромной страной. Звонят телефоны, спешат курьеры, летят самолеты. Из МИДа, ЦК, Министерства обороны везут справки, проекты речей, памятки к беседам. И при каждой из них специалист, который мог бы дать пояснение…

Но апогеем всего было появление на этом пустынном пляже двух ведущих советских дипломатов — министра иностранных дел Громыко и постоянного представителя СССР в ООН Соболева. Несмотря на несусветную жару, оба в черных официальных костюмах. Громыко нахлобучил еще темную фетровую шляпу, а Соболев вместо положенного галстука прицепил легкомысленную бабочку.

Гости садятся в пляжные кресла. Громыко закинул ногу на ногу, и из-под брюк выглянули голубые трикотажные кальсоны. Термометр показывал за тридцать градусов.

— Я позвал вас, товарищи, — торжественно начал Хрущев, — чтобы обсудить нашу линию поведения в Америке. Американцы жесткие люди, одним словом — бизнесмены. И понимают только один язык, когда им кулак показывают. Это они соображают и без перевода. Но и перегибать палку с ними нельзя — можно получить сдачу. Поэтому главное в наших отношениях с американцами — это найти правильное соотношение силовых приемов и политической гибкости. Нашу линию нужно вести твердо, но так, чтобы не вызвать войны.

— За многие тысячелетия, — глубокомысленно вставил Соболев, который в МИДе считался интеллектуалом, — человечество наработало несколько моделей политического поведения, которые позволяют предотвратить войну. Но большей частью государства стремились удержать воинственного соседа, создавая грозные контрсилы — будь то луки, стрелы или атомные бомбы, которые делали бы нападение бессмысленным и опасным… В общем, Si vis pacem, para bellum.

Хрущев удивленно посмотрел на него.

— Хочешь мира, готовься к войне, — хмуро подсказал Громыко. — Это не наша политика. Американской стратегии ядерного устрашения мы противопоставляем политику мира и предотвращения войны. Конечно, сдерживание путем создания могучих вооруженных сил, оснащенных ядерным оружием, является важной составной частью нашей политики мира. Но только частью, причем не доминирующей. Главное — это политический курс, определенный ЦК КПСС, на консолидацию всех прогрессивных сил в мире и изоляцию американского агрессора, использование ленинской стратегии разжигания межимпериалистических противоречий…