Тысяча и одна ночь

 Погибель очи увидали,
 В разлуке гибну от печали.
 Тоскую по глазам газели,
 Что под деревьями горели.
 Вода из светлого сосуда
 Лилась, и совершалось чудо.
 Увидев нас, она смутилась,
 Смутясь, ладонями прикрылась,
 Сосуда светлого нежнее.
 Как я желал остаться с нею!

И повелитель правоверных улыбнулся словам Абу-Новаса и оказал ему милость, и Абу-Новас ушел от него довольный».

Рассказ о халифе, невольнице и Абу-Новасе

[74]

«Рассказывают также, что повелитель правоверных Харун ар-Рашид однажды ночью почувствовал сильное беспокойство. И он пошел пройтись во все стороны по своему дворцу и увидел невольницу, которая покачивалась от опьянения (а халиф был влюблен в эту невольницу и любил ее великою любовью). И он стал с ней играть и привлек ее к себе, и с нее упал плащ, и изар ее развязался. И халиф стал просить ее о сближении, и невольница сказала: «Дай мне отсрочку до завтрашнего вечера, о повелитель правоверных, — я не приготовилась для тебя, так как не знала, что ты придешь». И халиф оставил ее и ушел.

А когда пришел день и засияли огни солнца, он послал к ней слугу, чтобы тот уведомил ее, что халиф идет к ней в комнату, но невольница послала сказать ему: «Слова ночные день уничтожает».

И ар-Рашид сказал своим сотрапезникам: «Скажите мне стих, где бы стояло:

Ночное слово прогоняет день».

И они отвечали: «Слушаем и повинуемся!» И затем выступил вперед ар-Раккаши[75] и произнес такие стихи:

 Клянусь Аллахом, если бы ты знала
 Про страсть мою — покой бы потеряла.
 Прийти не хочет, я брожу как тень,
 Безумье на меня она наслала,
 Сулит и молвит, не смутясь нимало:
 «Ночное слово прогоняет день».

А после этого вышел Абу-Мусаб[76] и произнес такие стихи:

 Проснулся утром — сердце улетело,
 Я беспокоен, я утратил сон.
 Я весь в тоске — ты этого хотела?
 Я весь в огне, я памятью спален.
 И, уыбнувшись, повторил он снова:
 «День прогоняет прочь ночное слово».

А потом выступил Абу-Новас и произнес такие стихи:

 Конец свиданьям, хоть любовь бессрочна,
 Без всякой пользы я открылся ей.
 Я увидал ее, хмельную, ночью,
 Но и в хмелю она других милей.
 Легчайшее скользнуло покрывало,
 И от прикосновенья плащ упал,
 Уже ее одежда не скрывала —
 Ветвь стана и бедра́ полуовал.
 И я промолвил: «Дай мне обещанье!»
 «Приду», — она сказала на прощанье.
 И среди света молвила дневного:
 «День прогоняет прочь ночное слово».

И халиф приказал дать каждому из поэтов по кошельку денег, кроме Абу-Новаса. Ему он велел отрубить голову и сказал: «Ты был с нами во дворце ночью!» — «Клянусь Аллахом, — ответил Абу-Новас, — я не спал нигде, кроме своего дома, но твои слова указали мне на содержание стихов, и сказал Аллах великий, — а он самый правдивый из говорящих: «А стихотворцы — за ними следуют обманщики; разве не видишь ты, что они во всякой долине блуждают[77] и что говорят они то, чего не делают?»

И халиф простил его и велел ему выдать два кошелька денег, и потом поэты ушли от него».

Рассказ о Хасибе и царице змей

[78]

«Рассказывают также, что был в древние времена и минувшие века и годы мудрец из мудрецов греческих, и было этому мудрецу имя Данияль. И были у него ученики и последователи, и греческие мудрецы подчинялись его велению и полагались на его знания. Но при всем том не досталось Даниялю ребенка мужеского пола.

И когда он, в одну ночь из ночей, размышлял про себя и плакал из-за отсутствия сына, который бы наследовал после него его науку, вдруг пришло ему на ум, что Аллах (слава ему и величие!) внимает зову тех, кто к нему обращается, и что нет у врат его милости привратника. Он наделяет, кого хочет, без счета и не отталкивает просящего, когда он его просит, а, напротив, дает ему в изобилии и благо и милость. И попросил Данияль Аллаха великодушного (велик он!), чтобы дал он ему ребенка, которого мог бы он оставить после себя, и оказал бы ему обильные милости, а затем он вернулся к себе домой и познал свою жену, и понесла она от него в ту же ночь…»