— Согласен не сейчас, поговорим позже. — располагаюсь между стройных ног, раздвигаю коленом. — Сейчас, я нуждаюсь только в твоей мокрой малышке. Накрываю её губы своими и вхожу в неё резко, заполняю до основания. Она сипло хрипит мне в рот. Замираю. Наконец сука, я там, где и должен быть всегда. Тесные стенки влагалища сжимают пенис, не удивлюсь если приду к финишу раньше задуманного. — Руся, тебе больно? — страхуюсь.
— Всё хорошо, немного не привычно. Я начинаю медленно раскачиваться, давая ей время привыкнуть к моему размеру. В полной эйфории погружаемся в экстаз. Наше единение продолжается несколько волшебных часов, потерялись во времени, забыли о страхе и не знаю, как скоро смог бы оторваться от чувственной и отзывчивой своей девочки, пока стюардесса не позвонила к нам в комнату.
— Максимилиан Ростиславович, через час наш самолёт начинает посадку в Российской федерации города Москва.
— Принято.
Поворачиваюсь к Руслане, она была сейчас очень красивой. Раскрасневшаяся, с опухшими губами, с засосами на шее, от вида которых вновь возбуждают.
— Нам нужно собираться, детка. Приземляемся.
— Конечно.
— Мы сейчас пойдём в душ, вместе! Согласна? — любуюсь своей женщиной. В смущёнии кивает, словно девственница. Перед уходом накрываю губы поцелуем. Вновь завёлся. Малышка отодвигается.
— Максим, у меня абсолютно всё болит. Мы не успеем! — не хотя встаю с постели, тяну Лану за собой. Она пытается прикрыться лежащим на полу халатом.
Спиной почувствовал, как в комнате моментально поменялась атмосфера, уловил как она напрягается всем телом. Вырывает свою руку из моих ладоней. Складка пролегла между бровями. Трясущимися пальцами поднимает мой гаджет, который видимо выскользнул когда я раздевался.
На дисплее экрана красовалось сообщение от няни Анастасии Николаевны:
"Максимилиан Ростиславович, у вашей дочери поднялась температура и она не падает. Едем в больницу!"
— Мне кажется, Градский ты забыл мне упомянуть, о наличии дочери? — её глаза мечут гневно молнии.
ГЛАВА 28
РУСЛАНА
"Фиктивный брак! Ха-х, вот это я набитая дура. И как можно было на это повестись? Идиотка!" Злость, гнев, обида все отрицательные эмоции заставляют дрожать. И тут Градский даже не причем. Это всё я направляла на себя. Он то понятно упорно шёл к своей цели, всадить хорошенько и выкинуть. Как могла забыть, что его член трахает всё что движется. Никогда не чувствовала себя такой обманутой, извалявшейся в помоях и грязи. Готова провалится сквозь землю, от стыда, от того, что так легко поверила, сдалась, с перекрывающим кислород страстью отдалась. Сказал несколько фактов обо мне и я поплыла, не зря говорят женщины любят ушами. Слушала его речи и млела, таяла, как сладкая вата. Признание Градского оглушили, сердечный ритм зашкаливал в грудине, услышанное ввело в онемевший ступор, внутренний фейерверк салютировал. Заставил считать себя особенной, желанной. Ведь невозможно так играть."На что ты рассчитывала, Егорова? Что любил и любит?" Миллионный раз задаю себе вопросы. Лёгкие обжигают кислотой отчаяния, острая боль по цепочке растекается в каждой клетке тела. Тысяча иголок вонзается одновременно с невероятной силой. Какой-то замкнутый круг, из которого думала уже, вырвалась. Я как бабочка, которая постоянно опаляет свои крылья летя на всепоглощающее пламя, источник света, коим является главный мужчина в моей жизни и единственный. Голова кругом, все перемешалось. В горло засыпали разбитые стёкла, ещё немного и начнётся истерика. Чтобы окончательно не упасть ниже плинтуса, воспользовалась его оцепенелым состоянием, собрала вещи с пола, забежала в ванну, заперлась и до посадки самолёта на землю из комнаты не выходила. Спустя полчаса поток слез, прекратился. Постаралась привести себя в божеский вид. Но тут походу даже опытные визажисты будут бессильны. Красные глаза, веки, губы словно ботокса накачали, да к тому же наполовину синие. Трогаю их рукой, вглядываюсь в отражение зеркала, от воспоминаний низ живота опоясывает раскалённым железом. Всплывают картинки с каким остервенением он их целовал, кусал, так и сказал в перерыве между нашим сумасшествием:
" — Хочу тебя искромсать, твои губы переживать, поглотить в себя, чтобы никто не смог до тебя коснуться и смотреть!
— А как же наш сын?