А затем она в тот же час и минуту поднялась и отошла от окна и вернулась на своё место, и дочь везиря ушла к своему делу. И Ситт-Мариам выждала некоторое время, и вернулась к окну, и, сев у окна, стала смотреть на своего господина Нур-ад-дина и вглядываться в его тонкость и нежность его свойств, и увидела она, что он подобен луне, когда она становится полной в четырнадцатую ночь, но только он вечно печален и струит слезы, так как вспоминает о том, что минуло. И он произносит такие стихи:
«Я питал надежду на близость с милой, и нет её,Но близость к жизни горечью досталась мне.Моих слез потоки напомнит море течением,Но когда я вижу хулителей, я скрываю их.Ах, сгинул бы призвавший день разлуки к нам,Разорвал бы я язык его, попадись он мне!Упрёка нет на днях за то, что сделали, –Напиток мой они смешали с горечью.К кому пойду, когда не к вам направлюсь я?Ведь сердце в ваших я садах оставил вам.Кто защитник мой от обидчика самовластного?Все злее он, когда я власть даю ему.Ему я дух мой отдал, чтоб хранил он дар,Но меня сгубил он и то сгубил, что я дал ему.Я истратил жизнь, чтоб любить его.О, если бы Мне близость дали взамен того, что истратил я!О газеленок, в сердце пребывающий,Достаточно разлуки я испробовал!Ты тот, чей лик красоты все собрал в себе,Но все терпенье на него растратил я.Поселил я в сердце его моем – поселилось тамИспытание, но доволен я поселившимся,Течёт слеза, как море полноводное,Если б знал дорогу, поистине, я бы шёл по ней.И боялся я, и страшился я, что умру в тоскеИ все уйдёт, на что имел надежду я».И когда Мариам услышала от Нур-ад-дина, влюблённого, покинутого, это стихотворение, пришло к ней из-за его слов сострадание, и она пролила из глаз слезы и произнесла такое двустишие:
«Стремилась к любимым я, но лишь увидала их,Смутилась я, потеряв над сердцем и взором власть.Упрёки готовила я целыми свитками,Когда же мы встретились, ни звука я не нашла».И Нур-ад-дин, услышав слова Ситт-Мариам, узнал её, и заплакал сильным плачем и воскликнул: «Клянусь Аллахом, это звук голоса Ситт-Мариам-кушачницы – без сомнения и колебания и метания камней в неведомое…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот восемьдесят девятая ночь
Когда же настала восемьсот восемьдесят девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Нур-ад-дин, услышав, что Мариам произносит стихи, воскликнул про себя: «Поистине, это звук голоса Ситт-Мариам, без сомнения и колебания и метания камней в неизвестное! Посмотреть бы, правильно ли моё предположение, действительно ли это она или кто-нибудь другой!» И потом усилилась печаль Нур-ад-дина, и он заохал и произнёс такие стихи:
«Увидел раз хуливший за страсть меня,Что встретил на просторе я милуюИ не сказал ни слова упрёка ей:Упрёки ведь – леченье тоскующих.И молвил он: «Молчишь почему, скажи,И верного не можешь ответа дать?»И молвил я; «О ты, что не ведаешьЧувств любящих и в них сомневаешься!Влюблённых признак, страсти примета их –Молчание при встрече с любимыми».