Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Что касается меня, о царь времен, я занимаюсь генеалогией лошадей. И все согласны считать меня человеком наиболее сведущим среди арабов в распознавании пород и происхождения коней, потому что я могу с первого взгляда, и никогда не ошибаясь, узнать, происходит ли конь из племени Аназза, или Мутеир, или Бани Халед, или Дафир, или Шаммар. И я сразу же могу догадаться, воспитан ли он на высоких плато Неджда[3] или среди пастбищ Нефуда[4] и из породы ли он кохейлан Аджуз, или сиглави Джидрани, или сиглави Шайфи, или хамдани Самари, или кохейлан эль-Курушан[5]. И я могу точно определить расстояние в шагах, которое может пробежать конь в данное время, галопом ли, или иноходью, или ускоренной рысью. И я могу определить скрытые болезни организма его, болезни будущие и сказать, от чего умерли его отец, его мать и все предки до пятого восходящего колена. И я могу излечивать конские болезни, считающиеся неизлечимыми, и поставить на ноги животное, находящееся в агонии. И вот, о царь времен, это только частица того, что я знаю, ибо я не смею, опасаясь преувеличить заслуги мои, перечислять тебе прочие подробности моей науки. Один лишь Аллах всеведущ!

И, сказав это, он скромно опустил глаза, склоняясь перед султаном. И султан внимательно его слушавший, воскликнул:

— Клянусь Аллахом! Быть в одно и то же время ученым и негодяем — что за дивное чудо! Но я сумею проверить твои слова и испытать твои генеалогические познания!

И потом он повернулся к третьему генеалогу и спросил у него:

— А ты, третий, какова твоя профессия?

И третий потребитель гашиша, самый тонкий из всех троих, отвечал, предварительно воздав ему дань уважения:

— О царь времен, моя профессия, бесспорно, наиболее благородная и наиболее трудная, потому что, в то время как мои компаньоны, вот эти двое ученых, сведущи в генеалогии камней и коней, я генеалог человеческого рода. И если мои компаньоны — ученые из числа наиболее знаменитых, то я, неоспоримо, могу почитаться венцом на их головах, потому что, о господин мой и венец головы моей, я могу распознавать истинное происхождение мне подобных, которое едва может знать только мать ребенка и которого, вообще говоря, не знает отец его. И действительно, знай, что, бросив только один взгляд на человека и только однажды услышав его голос, я могу без всякого колебания сказать ему, законный он сын или незаконный, и сказать, были ли его отец и мать детьми законными или же плодом незаконного сближения, и открыть ему, законно или незаконно происхождение членов его семьи, восходя до отца нашего Исмаила, сына Ибрахима, — да будет над ними милость Аллаха и наилучшее из благословений Его!

И я могу таким образом в силу моего знания, которым я обязан Воздаятелю, — да будет Он превознесен! — разочаровать немалое число высокопоставленных господ в благородстве их рождения и представить им самые неопровержимые доказательства, что они плод совокупления их матери или с погонщиком верблюдов, или с погонщиком ослов, или с поваром, или с ложным евнухом, или с черным негром, или с каким-нибудь рабом среди других рабов, или с кем-нибудь подобным. И если, о господин мой, человек, исследуемый мною, — женщина, я могу равным образом, посмотрев только на ее лицо сквозь покрывало, сказать ей, какого она племени, какого происхождения, а также и какова профессия ее родителей. И вот, о царь времен, это только частица того, что я знаю; ибо наука генеалогии человеческого рода так обширна, что мне понадобилось бы для одного только перечисления ветвей ее провести здесь целый день грубого моего присутствия перед очами нашего господина султана. Итак, о господин мой, ты хорошо видишь, что моя наука более удивительна и даже значительно более, чем наука моих компаньонов, вот этих двух ученых, ибо ни один человек на лице земле не обладает этой наукой, кроме меня и никто не обладал ею до меня. Но все науки — от Аллаха, все знания — ссуда от щедрот Его, и лучший из даров Его — добродетель смирения.

И, сказав это, третий генеалог скромно опустил глаза, и склонился вновь, и отступил назад, и стал между своими компаньонами перед султаном.

И султан, крайне изумленный, сказал себе: «Клянусь Аллахом, какая удивительная вещь! Если уверения третьего справедливы, он, без сомнения, наиболее выдающийся ученый этого времени и всех времен. И я желаю теперь удержать этих трех генеалогов у себя во дворце, пока не представится случай, который дозволит нам испытать удивительные познания их. А если их притязания выражены ими без всякого основания, то их ожидает кол!»

И, говоря таким образом сам с собою, султан повернулся к своему великому визирю и сказал ему:

— Пусть стерегут этих трех ученых и отведут им во дворце комнату; и пусть выдают им ежедневно положенное количество хлеба и мяса, а воды — по желанию.