Тысяча миль в поисках души

Ответ. На мой взгляд, на Аляске существует трезвое понимание того, что нам не грозит опасность утонуть в роскоши. Нам еще предстоит пройти долгий путь, прежде чем мы сможем поднять многих жителей штата хотя бы до среднего экономического уровня ХХ века.

Аляскинский нефтепровод строили 8 лет. Это была гигантская работа. Он протянулся на 1300 километров через тундру, леса и болота, через два горных хребта, через 23 большие и 124 малые реки. На строительство его истрачено около 8 миллиардов долларов.

Можно было предположить, что такое большое строительство втянет в свой круговорот коренных жителей, даст им работу, обучит новым профессиям. Но этого не произошло. Аборигены и тут оказались обделенными.

— У нас достаточно и белых рабочих, — сказали мне в одной из контор строительства нефтепровода. — Готовить специалистов из эскимосов? Тратить на это время и деньги? Это же абсурд!

Еще в 1975 году в провинциальных американских газетах появилось объявление: «Мы верим, что вам нужна Аляска. Но поверьте и нам — вы Аляске не нужны. Если вы надеетесь найти на Аляске работу, забудьте об этом. Работы там нет».

В чем дело? В том, оказывается, что, прослышав о строительстве нефтепровода, на Аляску хлынули безработные из «нижних штатов». Но они оказались «лишними людьми», которых и без того немало в этих краях.[18]

В Анкоридже и Фэрбенксе тысячи приезжих ночевали на полу в церквах и государственных учреждениях. Маялись неделями, продавали с себя последнее, чтобы не умереть с голоду, и в конце концов, прокляв Аляску, уезжали назад. Для них «бум» тоже кончился, так и не начавшись.

Эскимосская лайка рычала под лавкой, куда хозяин загнал ее лыжной палкой. Нервная дрожь волнами пробегала по собачьему телу, собирала складки у носа, обнажала крупные белые клыки.

— Ненавидит людей, — сказал хозяин, учитель-алеут. Он разливал кофе в эмалированные кружки. В чугунной печке, стоявшей посредине комнаты, жарко бился огонь. «Чикаго, 1912, Бр. Уайт», — прочитал я отлитые на ее черном боку слова.

За окном нависали полярные сумерки. Припорошенная снегом тундра сливалась с тусклым небом. У соседнего домика одиноко стоял вертолет, на котором мы прилетели сюда.

И вдруг собака чего-то испугалась. Она прижала уши, метнулась из-под лавки в угол и заскулила. Прошли секунды, прежде чем мы услышали сперва тихий, затем стремительно нарастающий грохот турбин гигантского’ транспортного самолета «Геркулес». Он заходил на посадку, и в доме дрожали стекла.

— Оккупанты, — кивнул хозяин в сторону грохота. Сунул полено в печку и пояснил: — Нефтяников у нас на Аляске зовут оккупантами. Их легко узнать: стальные каски, высокие ботинки, оклахомский или техасский акцент. Это, так сказать, солдаты. Генералы, как и полагается, далеко отсюда — в офисах нефтяных компаний. Нравы у них жестокие. Сметают все на своем пути. Селение алеутов? Под откос! Рыбный промысел эскимосов? К черту! Охотничьи угодья индейцев? Под бульдозер! А чем тогда жить алеутам, эскимосам и индейцам? До этого никому нет дела: всем им скоро конец, все они при последнем издыхании. Нефтяные компании их добьют. У меня такое ощущение, что я присутствую на собственных похоронах…

Серый полярный вечер не спешил уступать окрестную тундру ночи. Пилот вертолета, на котором нам предстояло возвращаться в Анкоридж, прогревал мотор. Ветер от лопастей гнал над озером снежную пыль. Поодаль над лункой во льду сгорбилась на деревянном ящике старуха эскимоска, укутанная в тряпье до самых глаз. Парнишка лет десяти собирал в мешок прихваченную морозцем рыбу и гортанно покрикивал на скачущих здесь же ворон.

— Никогда не видел тебя, — обратился провожавший меня учитель-алеут к мальчику. — Ты чей?

Тот шмыгнул носом и промолчал.

— Это мой внук, — ответила за него старуха. — Великий дух забрал его родителей, а теперь мальчишка будет жить у меня. Но ты не приставай к нему, учитель. Оставь его в покое.

— Ему надо учиться, — возразил мой спутник. — Ты приведешь его завтра в школу, бабушка Нэн.

— Чему учиться? — насмешливо спросила старуха, поворачиваясь на ящике к учителю. — Все твои ученики возвращаются в тундру и забывают все, чему ты их учил. Ты помнишь моего старшего внука? Он учился у тебя и верил тебе. Он на что-то надеялся, но ничего не случилось, и он остался тем же эскимосом, какими были его дед и отец. И я слышала, как он плакал по ночам. Ты знаешь, почему он плакал? Я скажу тебе, учитель. Он понял, что ты обманул его. Наука белых людей не для нас. Поэтому оставь в покое моего младшего. У меня еще есть силы, и я сама научу его ловить рыбу и ставить капканы…

Мальчуган шмыгал носом и замахивался рукавичкой на ворон, ждущих, когда старуха кинет им мелкую рыбешку.

Пилот выключил разогревшийся мотор вертолета, и меня оглушила тишина…

Путешествие будет опасным

В ожидании «Серой гончей»

Автобус уходил из Вашингтона ночью. У меня был билет на «Серую гончую».