Тысяча миль в поисках души

Вот они идут сегодня к зданию Верховного суда США. Они идут заявить протест против решения суда, запрещающего индейцам ловить сетями рыбу в водоемах резервации. Они подходят все ближе, и мы видим, как, обнявшись за плечи, шагают индейцы в головных уборах с перьями, мексиканцы в национальных одеждах, белые в шахтерских спецовках, негры в фермерских комбинезонах. Они идут, чтобы защитить от голодной смерти своих братьев индейцев.

Двери Верховного суда — массивные бронзовые двери за мраморными колоннами, конечно, закрыты. (А когда они были открыты для индейцев?) Потомок индейского вождя Высоко Летающий Ворон стучит кулаком по тяжелой бронзе. Его отталкивают полицейские. С воем подкатывают автофургоны с решетками. Щелкают затворы фотоаппаратов. Полицейские делают снимки. Такое впечатление, что полицейские хотят запечатлеть на фотопленке каждого из 400 участников демонстрации.

Неожиданно звенит разбитое окно. За ним другое. Кто их разбил, невозможно понять. Полицейские хватают тех, кто под рукой, и волокут их в фургоны с решетками. Руководитель похода Ральф Абернети пытается успокоить демонстрантов. Когда ему это удается, он обращается к полицейскому начальнику:

— Сообщите судьям, что мы не уйдем отсюда, пока они не выслушают нас.

Проходит час. Проходит другой. Прекращается дождь, и почти сразу же на Вашингтон обрушивается (другого слова не подберешь) жара. 400 демонстрантов стоят перед мраморной лестницей здания Верховного суда. Почти столько же полицейских стоят перед бронзовой дверью.

В толпе демонстрантов движение: кто-то потерял сознание. Не успевают его положить в тень деревьев — падает еще один. Наконец, делегации из 15 человек разрешают войти в бронзовую дверь.

Делегаты возвращаются через 30 минут. Они не нашли в здании ни одного члена суда. Их принимал простой клерк, рядовой чиновник канцелярии.

— Мы убеждали его в том, что, если индейцам запретить рыбную ловлю, они умрут с голода, — рассказывает журналистам один из мексиканцев. — Но наши слова как будто падали в бездонное ущелье.

— Обрекая индейцев на голодную смерть, — говорит Ральф Абернети, — Верховный суд узаконивает геноцид.

— Все приносится на алтарь монополиям, даже здоровье и жизни детей, — говорит белый шахтер из Аппалачей.

Из толпы репортеров летит вопрос:

— Кто разбил окна?

— Провокаторы, — отвечает Абернети. — Те, кто жаждет всех нас видеть за решеткой. Но мы не спешим в тюрьмы, мы собираемся еще не раз постучать в эту бронзовую дверь.

Над Капитолийским холмом снова появляются дождевые облака. Бьются, хрипят разряды в полицейских радиоаппаратах. Где-то близко снова бушует гроза.

25 июня 1968 г.

Городку бедных у памятника Линкольну была отмерена короткая жизнь. Вчера он был атакован и захвачен полицией. Операция по его захвату продолжалась 80 минут. В плен были взяты около сотни жителей города, в том числе женщины и дети. Не удивляйтесь тому, что я прибегаю к языку военных сводок: другими словами об этом не расскажешь. Да и не я первый употребил военный язык. Еще на дальних подступах к городку полицейский офицер, проверявший мои документы, сказал:

— На вражескую территорию нельзя. Пойдете в третьем эшелоне.

Все это напоминало усмирение какой-нибудь деревни в Южном Вьетнаме. Свыше тысячи полицейских в боевых шлемах и пуленепробиваемых жилетах по сигналу офицера цепью двинулись к фанерному городку. Они шли, пригнувшись, готовые к бою. Карабины наизготовку. На поясах — противогазы, гранаты, дубинки, наручники. Затрещала под сапогами поваленная изгородь: полицейские вступили «на вражескую территорию». Застучали дубинки по стенам фанерных шалашей. Это была настоящая атака.

Город бедных пал без сопротивления. Вместо выстрелов он встретил атакующие цепи песней. Она звучала над фанерным шалашом, усиленная радиодинамиком. Один из полицейских влез на столб и оборвал провода. Песня смолкла. Остался лишь рев самолетов, идущих на посадку на городской аэродром, расположенный поблизости, да треск фанеры, сокрушаемой ударами дубинок.

Полицейские раздирали стенки шалашей и обыскивали пустые жилища. Пусто под тентом школы имени Коретты Кинг. Пусто под тентом, который служил столовой. Неожиданно пламя лизнуло шалаш, на стене которого написано: «Пусть воссияет огонь братства!» Загорелся второй шалаш, хлопнула, взорвалась газовая граната. Полицейские отпрянули, натянули противогазы и снова двинулись цепью. Телевизионщики в шлемах и противогазах опасливо шагали во втором эшелоне. Третий эшелон представляли чихающие и кашляющие от газа репортеры.

Но где жители города? Только через пятнадцать минут, пройдя несколько «улиц», полицейские обнаружили тех, против кого была предпринята эта атака. Они стояли у тента, над входом в который висела вывеска: «Культурный центр всех этнических групп». Они стояли и пели. Их было не больше сотни человек.

Все, как в Южном Вьетнаме. До чего же похоже! Под дулами карабинов их повели к автомобилям с решетками. Первой пошла женщина с ребенком на руках. Мужчинам перед тем, как их втолкнуть в полицейский фургон, приказывали поднять руки вверх. Их обыскивали.