Тысяча миль в поисках души

Лишь в одном городке однообразие было нарушено самым решительным образом: мы попали на парад старых автомобилей. Нечаянно наш юный «форд» вторгся в ряды стариков-ветеранов. По улице ползли автокареты 1904, 1911, 1929 годов рождения. Они оглушительно чихали, наполняя улицу удушливым сизым дымом. Они скрипели и дребезжали. Когда-то могучие красавцы, сейчас они были смешны, нелепы и трогательны одновременно.

Выезжая из города, мы увидели стоявший на нашем пути товарный поезд и подумали, что нам придется долго ждать у шлагбаума. Но шоссе нырнуло под железнодорожное полотно, и на лицах Тани и Димки отчетливо проступило разочарование. И тогда мы вспомнили, что в Америке уже давно нет шлагбаумов и что железные и автомобильные дороги независимы и никогда не пересекают друг друга в буквальном смысле этого слова.

Миновав поезд, мы увидели приземистое кирпичное здание, стоявшее на зеленой лужайке в тени деревьев. Ровно гудели установки по охлаждению воздуха. У стен цвели розы. Еще не доехав до здания, мы начали спорить. Димка говорил, что это колледж. Димкин папа думал, что это больница. Димкина мама считала, что это «супермаркет».

Оказалось, что это завод фирмы «Филко», изготовляющий телевизоры. Я уже был однажды на таком предприятии. В каждом цехе стены были выкрашены в свой цвет: нежно-розовый, голубой, бирюзовый. В каждом цехе рабочие были одеты в разноцветные халаты: белые, желтые, синие. «Это не чудачество, это эксперимент, — сказал мне представитель завода. — Мы установили, что даже окраска стен и цвет спецодежды влияют на производительность труда».

Спор о производительности труда угас, и ребятишкам снова стало скучно. Их детские души, лишенные рассудочности, жаждали иных впечатлений. И вот впереди показался человек, способный подарить им то, чего им так не хватало.

Он стоял на обочине, протянув к нам большой палец правой руки — традиционный жест американских «хич-хайкеров».[8] Лет четырнадцати-пятнадцати, веснушчатый, с облупленным носом, черные волосы ежиком. Сел третьим рядом с Таней, вежливо поздоровался со всеми, после чего сообщил нам то, что было известно и без него, но что тем не менее необходимо сообщить, если хочешь, чтобы тебя считали общительным и вежливым человеком: «Прекрасный день, не так ли?»

Погода — вечная и неисчерпаемая тема для начала разговора, для закрепления знакомства. Вот в Луизиане, где он жил, в эту пору гораздо жарче. Луизиана ему больше нравится. Он жил на ферме. На самом берегу Мексиканского залива. Отец у него был ковбоем. Вот когда загорелись глаза у наших ребятишек!

Знаете ли вы, что такое родэо? Это состязания ковбоев. Нужно вскочить на молодую необъезженную лошадь и продержаться в седле по крайней мере 10 секунд. Лошадь бьет задом и становится на дыбы! Свистит и улюлюкает толпа! Грохочут выстрелы из пистолетов!

Потом, уже на тренированной лошади, нужно догнать бычка, спрыгнуть с седла, схватить бычка за рога и повалить на землю. Как весело на это смотреть, как хочется кричать во все горло!

Затем предстоит ловко заарканить скачущего во всю прыть теленка, соскочить с лошади и связать ноги теленка в пять секунд так, чтобы он и шевельнуться не мог. А толпа ревет, ликует!

Отец всегда был первым на родэо.

А потом… Потом случилось страшное. На берег Мексиканского залива обрушился ураган. Он родился где-то далеко в океане, но все окрестные радиостанции предсказывали, что он ударит по Луизиане. Хозяин приказал ковбоям отогнать стада подальше от залива. Роберт был вместе с отцом.

Когда они вернулись домой, ветер уже бушевал вовсю: ломал верхушки пальм, валил изгороди, разбрасывал тюки с прессованным сеном. В заливе поднималась вода. Они бы уехали, но их старенький «шевроле» сломался две недели назад, и у отца все не хватало времени починить его.

Роберт проснулся от воя ветра, от плача маленьких. Дом сотрясался от ударов урагана. На полу была вода. Скоро воды стало Роберту по колено. Он усадил двух ребятишек постарше в корыто и возил их по воде из комнаты в комнату, гудел и шипел, изображая пароход, — только бы они не плакали. Младшие уснули на руках у отца и матери.

Потом погас свет. Вода прибывала, и им пришлось подняться на чердак. Ветер крепчал, дом сотрясался все сильнее и сильнее. Отец боялся, что ветер может сорвать чердак, и они с Робертом стали отдирать от стены доски, чтобы освободить ветру сквозной путь. Ни огонька вокруг, кромешная тьма, вой ветра, рев воды и брызги, целые фонтаны брызг, холодные водопады, поднятые ураганом выше дома.

«Держитесь! Держитесь! — повторял отец. — Скоро все это кончится. Не может же это длиться вечно!»

Ураганы здесь бывали и раньше, но такого — никогда. Роберт помнит страшный удар, треск досок, отчаянный крик матери…

Ветер сорвал чердак. Роберт успел уцепиться за чердачное окно Всю ночь его носило по волнам. Как он не утонул, он не может объяснить. Всю ночь ему казалось, что отец зовет их: мать, его, двух братишек и двух сестренок.