Тысяча миль в поисках души

Если вербовочные пункты закрыты, то кто эти люди, бегущие за нашей машиной с веревками и палками в руках? Задыхаясь, они хрипят проклятия и, толкая друг друга, прыгают в кузов грузовичка, который устремляется за нами.

Прекрасная машина «шевроле»! Она тоже может здорово брать с места и отлично слушается руля.

— Улучшайте дороги! — кричит Богачев и приветливо машет преследователям рукой…

Искупавшись в океане, мы позвонили в «лучшую под солнцем газету», чтобы поблагодарить за рекламу.

— Вы еще живы? — обрадовались на другом конце провода. — Ради бога уезжайте. Не кладите грех на наши души. Вас убьют здесь.

Хозяин отеля встретил нас хмуро.

— Я имел звонки, — пробурчал он, кивая на телефон. — Пытали про вас.

— Что же вы ответили?

Он посмотрел на нас как-то странно. Мне показалось, что во взгляде его была обида. Он угрюмо покачал головой, презрительно сплюнул сквозь зубы и проворчал уходя:

— То-то и видно, что вы с Нью-Йорку. В Одессе таких нет.

Его помощник, веснушчатый, лопоухий парень, с удивлением наблюдавший эту сцену и ничего не понявший, сказал:

— Что-то хозяин сегодня не в духе. Трижды кого-то посылал по телефону ко всем чертям, а в четвертый раз закричал: «Могу дать их почтовый адрес. Записывайте: «Город Одесса, штат Украина, СССР, Соединенные Штаты Советской России». Какая муха его сегодня укусила?

Жаркий день

Лязгая гусеницами, бульдозер идет прямо на них. Из-под жарко дышащей машины летят искры и серые крошки асфальта. Водитель бульдозера, краснолицый, морщинистый старик в синем выцветшем комбинезоне и красной кепке со сломанным козырьком, дает такой газ, что клубы голубого едкого дыма на миг заволакивают машину.

Бульдозер идет прямо на них. Они сидят на асфальте, закрыв ему путь. Я успеваю сосчитать: 14 человек.

До ревущего бульдозера остается не больше трех метров. Мне хочется курить, и я чувствую, что руки мои дрожат от волнения. «Надо запомнить их лица», — думаю я.

Успею ли я запомнить их лица? Вот молодой плечистый негр в черных очках. Он закусил губы и закрыл глаза.

Белая женщина на коленях. Она что-то кричит, и в ее глазах страх.

Седая негритянка в разорванном на плече платье. Она раскачивается из стороны в сторону. Что-то поет, а может быть, молится.

Снова черное лицо с огромными глазами и ослепительно белыми зубами. Я не могу понять, плачет этот человек или смеется.

Тоненькая белая девушка, коротко остриженная. Она что-то говорит негритянской девочке, которая лежит рядом, спрятав лицо в колени девушки. Я вижу лишь две коротенькие черные, как уголь, косички с беленькими бантиками.

Бульдозер идет прямо на них. Вот уже гусеница раздавила плакат, лежащий у ног девочки с косичками. Я успеваю прочесть плакат: «Дайте работу моему папе!»

Девочка в ужасе вскакивает и дико кричит, прижав кулачки к подбородку. Она такая крошечная перед этой стальной громадиной бульдозера! Косички ее трясутся. Кулачки ее прижаты к подбородку.

И только теперь я заметил то, что не заметил минуту назад. Цепи! Эти люди прикованы друг к другу цепью. Четырнадцать человек сковали себя цепью и загородили въезд на строительную площадку.

Бульдозер останавливается прямо около девочки, которая содрогается от крика. Старик водитель выключает мотор и, ругаясь, вылезает из кабины. Он сдергивает красную кепку, вытирает ею вспотевшее лицо и швыряет ее на сиденье. Его бледные губы трясутся.

— Пошел ты знаешь куда! — говорит он подбежавшему полицейскому офицеру. — Я рабочий человек, а не убийца.

К ним подбегает какой-то взмыленный от пота человек. Он в белой, прилипшей к спине рубашке со сбившимся набок галстуком. В руках помятый пиджак.

— Офицер! — кричит он. — Вы обязаны убрать этих людей. Я буду жаловаться!

Затем обращается к водителю бульдозера:

— Том, обожди минутку, сейчас их уберут.

Девочка уже не кричит. Она плачет навзрыд.

Старик переминается с ноги на ногу, делает неуверенный шаг в сторону девочки и говорит:

— Детка… Детка… Не надо плакать, сердечко мое… Прости меня, старого дурака!

Девочка не поднимает головы и еще теснее прижимается к девушке. Старик разводит руками, поворачивается и, ссутулившись, идет прочь от бульдозера. Потный человек со сбившимся набок галстуком рысцой забегает перед ним.

— Том, подожди минутку! Сейчас их уберут, — говорит он.

Неожиданно старика охватывает ярость. Он топает ногами и кричит:

— Будьте вы прокляты! Будь она проклята, ваша работа! Будь она проклята, такая жизнь! Все вы!.. Все вы!..

Я вижу его морщинистое лицо. Оно перекошено гневом и болью. Мне кажется, что он ненавидит сейчас всех людей, а больше всего самого себя. Он плюет на асфальт и, сгорбившись еще больше, идет на толпу, запрудившую тротуар и часть улицы. Он глядит себе под ноги, и люди молча расступаются перед ним…

Воет сирена полицейской машины. Конные полицейские теснят толпу блестящими от пота крупами лошадей. Автомобиль-вагон с решетками на окнах останавливается около бульдозера.

Четырнадцать человек, сидя на тротуаре, поют:

Мы победим!
Придет день нашей свободы,
Всем сердцем верю…
Мы победим!..