Я пошел по траве к своему дому. Открыл дверь, прошел через гостиную и увидел, что мои родители расположились на диване. Они оба сидели, подавшись вперед на своих местах, и казалось, были напряжены.
— Привет, — сказал я, и мама подняла голову.
— Привет, малыш, — сказала она.
Я нахмурился.
— Что не так? — спросил я, и мама стрельнула взглядом в отца.
Она покачала головой.
— Ничего, малыш. Поппи играла хорошо? Извини, что мы не смогли прийти.
Я уставился на своих родителей. Они что-то скрывали, я точно знал. Когда они не продолжили, я медленно кивнул, отвечая на их вопрос.
— Она была идеальна. Как всегда.
Я подумал, что заметил слезы в глазах мамы, но она быстро сморгнула их. Желая избежать неловкости, я поднял свой фотоаппарат.
— Я проявлю пленку и пойду спать.
Когда я повернулся уходить, мой папа сказал:
— Завтра мы собираемся семьей, Рун.
Я остановился как вкопанный.
— Я не могу пойти. Планировал провести день с Поппи.
Мой папа покачал головой.
— Не завтра, Рун.
— Но... — я собирался спорить, но папа перебил меня, его тон был неумолимым.
— Я сказал «нет». Ты едешь, это не обсуждается. Вы сможете увидеться с Поппи, когда мы вернемся. Мы уедем не на весь день.
— Что на самом деле происходит?
Мой папа подошел, чтобы встать возле меня. Он положил руку мне на плечо.
— Ничего, Рун. Я просто мало вижу вас из-за работы. Я хочу изменить это, поэтому мы проведем день на пляже.
— Ну, тогда может Поппи поехать с нами? Она любит пляж. Это ее второе любимое место.
— Не завтра, сынок.
Я стоял молча, начиная злиться, но видел, что он был непреклонен. Папа вздохнул.
— Иди прояви фотографии, Рун, и перестань беспокоиться.
Делая, как и сказал, я спустился в подвал, в небольшую боковую комнату, которую папа преобразовал в фотолабораторию для меня. Я все еще проявлял пленку в старом стиле, вместо того, что пользоваться цифровой камерой. Я думал, что это приводит к более лучшему результату.
Через двадцать минут, я отступил от линии новых фото. Я также распечатал фото со своего телефона — Поппи и я на поле. Я поднял его и понес к себе в спальню. По пути просунул голову в спальню Алтона, когда проходил мимо, проверяя, спал ли мой двухлетний брат. Он спал, свернувшись у своего коричневого плюшевого медведя, его непослушные светлые волосы разметались по подушке.
Зашел к себе в комнату и включил лампу. Я посмотрел на часы и отметил, что уже почти полночь. Проведя рукой по лицу, я подошел к окну и улыбнулся, когда увидел, что дом Личфилдов погрузился в темноту, остался только тусклый свет от прикроватной лампы Поппи — сигнал Поппи, что все чисто, и я мог идти.
Я закрыл свою дверь и выключил лампу. Комната погрузилась в темноту. Я быстро переоделся в свои штаны и футболку для сна. Тихо поднял окно и вылез. Я пробежал по траве между нашими домами и забрался в комнату Поппи, закрывая окно так быстро, как мог.
Поппи была в кровати под одеялом. Ее глаза были закрыты, а дыхание было тихим и ровным. Улыбнувшись на то, какой милой она выглядела с рукой под щекой, я подошел, положил подарок на тумбочку и забрался рядом с ней на кровать.
Я лег рядом с ней, моя голова делила с ней одну подушку.
Мы проделывали это годами. Первый раз, когда я остался, был случайностью. Я забрался в ее комнату в двенадцать, чтобы поговорить, но уснул. К счастью, я проснулся достаточно рано следующим утром, чтобы прокрасться к себе в спальню незамеченным. Но на следующую ночь я остался целенаправленно, и на ночь после этого, и так почти каждую ночь. К счастью, нас не поймали. Я не был уверен, что буду нравиться мистеру Личфилду так же, если он узнает, что я сплю в кровати его дочери.
Но оставаться рядом с Поппи в кровати становилось все труднее и труднее. Сейчас, когда мне было пятнадцать, я чувствовал себя по-другому рядом с ней. Я видел ее по-другому. И я знал, что она тоже. Мы целовались все больше и больше. Поцелуи становились все более страстными, наши руки стали исследовать те части тела, что не должны были. Становилось все труднее и труднее останавливаться. Я хотел большего. Я хотел свою девочку каждым возможным способом.
Но мы были молоды. Я понимал это.
Хотя от этого не становилось легче.
Поппи завозилась рядом со мной.
— Я задавалась вопросом, придешь ли ты сегодня. Я ждала, но тебя не было в твоей комнате, — сказала она сонно, когда убрала мои волосы с лица.
Схватив ее руку, я поцеловал ее ладонь.
— Мне нужно было проявить пленку, и мои родители вели себя странно.
— Странно? Как? — сказала она, подбираясь ближе и целуя меня в щеку.
Я покачал головой.
— Просто... странно. Я думаю, что-то происходит, но они говорят мне не беспокоиться.
Даже в тусклом свете я видел, что Поппи свела брови от беспокойства. Я сжал ее руку, подбадривая.
Вспоминая подарок, что принес ей, я вытянул руку за себя и поднял фото в простой серебристой рамке с тумбочки. Я нажал на значок фонарика на своем телефоне и протянул фотографию Поппи, чтобы она могла лучше рассмотреть.
Она тихо вздохнула, и я наблюдал, как улыбка осветила ее лицо. Она держала рамку и поглаживала пальцами стекло.